Изола многозначительно посмотрела на свое отражение в чайной чашке. Она не думала, что это сработает так быстро. Всего лишь накануне ночью нарядная мама в слезах полулежала в шезлонге и пила вино цвета вод Сены. Иногда в депрессии она вела себя нарочито демонстративно: гладила пальцем ободок бокала, словно французская аристократка в ожидании мадам Гильотины, и хрусталь переливался ангельскими трелями. И зола подсыпала в следующий мамин бокал полный наперсток пыльцы фей, подаренной Цветочком.

Внезапно проснувшийся интерес к церкви, возможно, нельзя было назвать первым шагом на пути к выздоровлению, но все же хоть что-то изменилось.

И, похоже, пошло на лад.

* * *

Мама Уайльд в застегнутом на все пуговицы пальто и с разрумянившимися на морозе щеками громко хлопнула дверью, извещая о своем прибытии.

– Мама! – воскликнула Изола. Хотя она и репетировала этот возглас весь вечер, скрыть потрясение все равно не удалось. – Куда ты ходила?

– Разве ты не нашла мою записку?

– Да, и когда увидела ее, подумала, что тебя похитили!

Мама положила сумку на диван и одной рукой размотала шарф.

– Нет, детка, я пошла туда по собственной воле. Это маленькая церквушка неподалеку от твоей школы. Ее название показалось мне интересным – я прочитала о ней в Интернете.

Сумка сползла с дивана, и ее содержимое высыпалось на пол: тюбики губной помады, журнал о знаменитостях, буклет о еженедельных собраниях.

Минула долгая череда дождливых четвергов с тех пор, как мама выходила куда-то за границу розовых кустов у крыльца. Слишком много времени она провела взаперти для таких неожиданных находок: косметики, журналов и внезапного нового увлечения.

Изола подозрительно прищурилась:

– А по соседству там, случайно, не какое-то злачное заведение? И над входом – омерзительная вывеска?

Мама искренне рассмеялась, а потом заарканила Изолу шарфом и поцеловала в ямочку на щеке.

– Все нормально, Зола. Я не вступила в тоталитарную секту. Просто выпила чаю с новыми для себя людьми.

Изола утащила буклет в свою комнату и со стоящим за спиной Алехандро прочитала:

«Одержимость и другие душевные болезни, о которых вам не скажет ваш врач.

Душевное здоровье – это то, чем занимается наша церковь».

На буклете красовался логотип: красное сердце с татуировкой в виде замочной скважины – Церковь Разомкнутых Сердец.

Несколько раз в неделю после школы Изола заходила в цветочную лавку на Главной улице и тайком обрывала головки тюльпанов. Она оставляла их на подоконнике своей спальни, в уголках каждой комнаты и даже у мышиных нор на чердаке.

Но, как и дедушка Ферлонг, Цветочек не возвращалась.

Винзор приходила чаще обычного; похоже, она твердо верила, что если кузина вернется, то только в дом номер тридцать шесть. Изолу радовало, что фея не оставляла надежды, но обстоятельства, к сожалению, их не сблизили. Честно говоря, Винзор стала еще более несносной.

Кольца из синяков, казалось, опутали ноги Изолы навечно. Когда она на них нажимала, они больше не становились желтовато-белесыми, но все равно болели, а время от времени появлялись новые и новые. Полоски синяков теперь шли от бедер до коленей. Изола надставила подолы всех своих коротких юбок. Еще время от времени она чувствовала острую боль в горле, словно ее душили, как птицу.

– Что это? – спросила развалившаяся в ванне Кристобелль.

– Что? – Изола повернулась к зеркалу и увидела на шее красную отметину в виде полумесяца. Стерла с зеркала пар и крепко сжала полотенце.

Кристобелль поманила Изолу к себе, и та послушно наклонилась. Русалка провела ногтем по ярко-красному полумесяцу.

– Похоже на засос, – хихикнула она, и Изола отстранилась.

– Мертвых птичек тоже кто-то целовал, – добавила Винзор, без приглашения протиснувшаяся в ванную в щель под дверью.

Изола бросила в нее зубной щеткой, но фея ловко увернулась.

– Убирайся, Винзор!

– Я только высказала предположение. Я тоже видела всех этих птичек, кроликов и все такое прочее, принцесса Задавака. – Винзор обнажила клыки. – Может, и ты пойдешь той же дорожкой.

– Я сказала, убирайся! – Изола вытащила из шкафчика мухобойку и угрожающе ею помахала.

Зеленые глаза феи заискрились.

– Может, именно поэтому твои принцы ушли. Может, она избавляется от них, чтобы расчистить путь к тебе.

– ВОН! – Изола распахнула дверь ванной, в облаке горячего пара вышвырнула фею за порог и закрыла дверь. Заткнула щель под ней мокрым полотенцем и сердито посмотрела на Кристобелль:

– Спасибо за сочувствие, Белль!

– Всегда пожалуйста. – Кристобелль небрежно вильнула хвостом в свеженалитой для мамы Уайльд пенной ванне и внезапно сказала: – Кстати, я тут заглядывала в прудик в лесу Вивианы.

Изола с потрясенным видом отвернулась от шкафчика:

– Когда?

– Сегодня. Обстановка, мягко говоря, жутковатая. Мертвая.

– Не говори так, – пробормотала Изола, вновь отворачиваясь.

В последнее время Кристобелль так и сыпала жестокими словами. Изола злилась на себя за то, что навлекла на всех беду в виде Флоренс, и гадала, не разделяет ли это чувство и русалка.

Изола нашла то, что искала, – отцовскую бритву. Внимательно осмотрела лезвие. Первоначальный всплеск маминого счастья сошел на нет, как и прежние проблески разума; она продолжала посещать еженедельные собрания, но по возвращении двигалась затор-моженно. Несколько быстрых омовений в душе вскоре вновь уступили место долгим ваннам, и Изола нервно ждала очередного неизбежного срыва. Короткий всплеск активности зловещим предсказанием напоминал, что падение в бездну депрессии будет тяжелым.

– Прости, Изола. – Русалка подняла руки и поманила ее к себе. – Пожалуйста, подойди.

Изола спрятала лезвие за волшебное зеркало, которое тут же нахмурилось в облаке пара, словно острый край его задел.

– Извини, – прошептала Изола. Переставила склянки на полочке, шагнула к ванне и присела на бортик.

Кристобелль наклонилась вперед и холодными пальцами взяла Изолу за подбородок.

– Вы только посмотрите в эти светящиеся глаза! – вздохнула одна, вглядываясь единственным красным глазом в лицо Изолы. – Знаешь, а ведь раньше я была красивой.

– Ты и сейчас прекрасна, – промямлила смущенная Изола и отвернулась от русалки. – Пойду я, мама в любую секунду может войти.

Длинные пальцы русалки обхватили скользкий бортик ванной, нежно-розовые ногти клацнули по кафельной плитке.

– Изола, – медленно произнесла Кристобелль; слоги словно капли воды стекали с ее языка.