Василию донесли из Рязани московские доброхоты, что рязанский князь ведет тайные переговоры с Магмет-Гиреем, и даже хочет жениться на его дочери. Василий послал звать его в Москву. Иван был в затруднительном положении и не знал, на что решиться: с одной стороны, в Москве грозила ему неволя; с другой — время открытой борьбы еще не наступило, и помощь была далека. Между тем как он колебался таким образом, московский князь употребил обыкновенное в то время средство для достижения своей цели: он подкупил Семена Коробьина, самого доверенного из советников Ивановых[182]. Коробьин уговорил своего князя исполнить желание Василия, вероятно, внушая ему ту мысль, что доказательствами своей покорности он может выиграть время и пока устранить от себя грозившую опасность.

Чего надобно было ожидать, то и случилось. Едва Иван Иванович прибыл в Москву, как его посадили под стражу; Агриппину заключили в монастырь, а на рязанские города были разосланы московские наместники. Главный пост, т. е. Переяславль Рязанский, был поручен знаменитому Ивану Васильевичу Хабару, который до того времени держал наместничество в Перевитске и, следовательно, был уже хорошо знаком с Рязанским краем и его населением. Этот решительный переворот в судьбе Рязанской области произошел около 1520 г.[183]

Последние события вполне раскрывают перед нами несостоятельность великих русских уделов в то время и их непреодолимую силу тяготения к Москве. Даже союз с такими сильными соседями, как польский король и крымский хан, не мог уравновесить борьбы Ивана Рязанского с Василием Московским. Стесненному в своих пределах и охваченному со всех сторон московскими владениями, Рязанскому княжеству оставался только один исход, окончательное подчинение Москве; набеги крымцев могли только разорять, а не отнимать русские области, отделенные от Крыма обширными степями, а великий князь литовский уже давно был отрезан от средней Оки целым рядом мелких княжеств, подчиненных Москве.

1521 год особенно памятен в истории крымских набегов. В июле месяце Магмет-Гирей приближался к Москве. В городе, за отсутствием великого князя господствовали страшный беспорядок и суматоха. Этой-то суматохой воспользовался рязанский князь. Может быть, заключение его не было строгое или стража была подкуплена, только он вошел в сношение с молодыми рязанскими боярами, которые, вероятно, вместе с ним были задержаны в Москве. Из них известны нам Дмитрий Сунбулов и Гридя Кобяков.

В ночь с воскресенья на понедельник Иван Иванович ускользнул из Москвы, и окольными путями начал пробираться к Переяславлю, надеясь опять завладеть своим княжеством с помощью Магмета. Но прежде, нежели начать переговоры с ханом, он хотел приготовить движение в свою пользу со стороны самого населения и войти в сношения с приверженной ему партией рязанских бояр и детей боярских. Для этой цели при выезде из Москвы он отрядил из своей свиты Дмитрия Сунбулова с каким-то Наской, вероятно, боярским сыном, вручив им грамоты к своим сторонникам на Рязани.

Известно, что энергичные меры, принятые воеводой Хабаром Симским, спасли город Переяславль от татар и помешали доброжелателям беглого князя подать ему помощь. Когда хан прошел мимо Рязани по дороге к Коломне, Хабар собрал бояр и детей боярских к владыке Сергию и заставил их целовать крест на том, чтобы верно служить великому князю и биться с татарами без измены. Когда Магмет повернул от Москвы назад и распространилась весть, что князь Иван убежал из неволи, Хабар в другой раз начал собирать служилых людей к владыке и велел им поклясться в том, что если вместе с ханом придет под город рязанский князь, то биться против них из города, не называть себя государем князя Ивана, и, будет можно, поймать беглеца.

Татары несколько дней простояли под стенами Переяславля Рязанского и ушли домой, испуганные действием крепостной артиллерии[184]. Между тем Сунбулов и Наска были схвачены московскими воеводами и отправлены в Москву, где по распоряжению Василия допрашивал их с пытками князь Юрий Хохолков с товарищами. Сунбулов указал на тех людей, к которым он был послан с грамотами; сами же грамоты, по словам Сунбулова, были отняты у него татарами, которые нагнали посланных верстах в 10 или 15 от Москвы на Боровской дороге; последним удалось, однако, бежать от татар в Коломну, где они и были открыты. Позвали к ответу Кобяковых Михаила (Мишура) и Клементин, Федора Сунбулова, Глебовых Назария и Ивана Бебеха, Ивана и Андрея Олтуфьевых, но все они заперлись и стояли на том, что не имели никаких сношений ни с Дмитрием Сунбуловым, ни с самим князем Иваном. В то же время князь Борис Горбатый прислал из Коломны в Москву Григория и Тихона Калеминых, которые также были обвинены в сношениях с беглецом. На вопросы князя Юрия и товарищей Калемины отвечали таким образом: «Сидели мы в городе Рязани в осаде, а за реку (Оку) отпустили людей и скот, и мы, господин, поехали было пособраться, как тут князь Борис велел нас поймать и послал в Москву, а об рязанском князе ничего не знаем и нма от него не было никакого приказа».

Дмитрий Сунбулов подтвердил, что к Калеминым он не имел никакого поручения. 31 августа Сунбулова снова подвергли пытке и на этот раз узнали от него следующее: грамоты, захваченные татарами, писал Гридя, сын Клементия Кобякова, к своему отцу и к Михаилу Кобякову; по этим грамотам они должны были выслать навстречу князю конюхов с конями; кроме того, Сунбулов на словах должен был передать своему брату, Кобяковым, Глебовым и Олтуфьевым, чтобы они выехали потихоньку из города и дожидались бы князя в Пустыне, Шумаше или Дубровичах (подгородные села на левом берегу Оки); отсюда Иван хотел ссылаться с ханом, а в случае неудачи, бежать в Литву, для чего и наказывал приготовить свежих коней и собрать дружину из детей боярских. «А теперь, — прибавлял Сунбулов, — вероятно князь Иван находится в Пустыне, Шумаше или Дубровичах, и, если бы государь послал меня с кем-нибудь, то я думаю, что отыщу его, если только он не убит татарами». Дальнейший ход этого розыска неизвестен[185].