Лекарь с любопытством посмотрел в окуляр.

– Ну, что скажете? – нетерпеливо поинтересовался сэр Джон.

– Довольно большая хижина, сэр. – Фогерти покусал губу. – Даже очень большая. Думаю, это дом для целой дикарской семьи. Человек десять, а то и двадцать поместятся запросто. Рядом какие-то туши… дрова… Господи! Нет, не дрова, а… Посмотрите-ка сами, сэр!

– Точно не дрова, – приглядевшись, промолвил про себя Бишоп. – Тысяча дьяволов! Да это же… О, святой Павел, не верю глазам своим! Слоновая кость, Джеймс! Бивни! Просто свалены кучей, приходи и бери. Шкипер, лево на борт! Встаем на рейде, высаживаем команду. Эх, хорошо, что мы все же отыскали украденную шлюпку. Не то пришлось бы обходиться яликом, сновать туда-сюда, словно старая портовая шлюха!

Под свист боцманской дудки полезли на мачты матросы, шкипер потянул румпель. Сделав поворот по широкой дуге, «Святая Анна» бросила якорь в полусотне ярдов от берега.

Команда свободных от вахты матросов выстроилась на палубе, алчно сверкая глазами. Молодцы – один к одному, морские бродяги, головорезы-гуляки, жадные до злата и баб. Абордажные сабли, палаши, алебарды. У каждого второго – тяжелый фитильный мушкет.

– Сам поведу! – капитан поправил висевший на перевязи палаш. – Разгоню кровушку. Эндрю – остаешься за старшего.

– Слушаюсь, сэр!

– Ага, – капитан снова глянул в подзорную трубу. – Вот и дикари появились. Страшные все, приземистые, мохнатые. Канонир!

– Да, сэр?

– А ну-ка, дай по ним залп всем бортом!

– Слушаюсь, сэр!

Получив команду, толстяк Ричард Флемингс – дядюшка Дик – с неожиданным для его объемистой фигуры проворством бросился вниз, на батарейную палубу, откуда тотчас же донеслись перемежаемые ругательствами приказы:

– Готовиться к бою! Заря-жай!.. Орудия готовы к выстрелу, сэр!

– И видите цель?

– Хорошо б повернуть корабль чуть левее.

– Шкипер! Боцман! Поднять якорь. Три градуса лево, тысяча чертей!

Хумм и Ир-рагх сегодня вернулись из лесу первыми, и пришли не с пустыми руками – собрали много вкусных плодов и ягод. То-то будет теперь пир. Хотя, конечно, что там говорить, ягоды и плоды – это не мясо, не вкусный – прямо из расколотого черепа – мозг. Но для мяса нужны охотники, а их нынче нет. Вообще никого из мужчин нет, остались только женщины и подростки, да еще совсем малые дети. Хумм и Ир-рагх хотя, конечно, еще и не совсем взрослые, но и не малыши – еще одно лето, и готовы зрелые мужи, добытчики. Нынче им повезло, остались, не услышали «зов». Просто ушли далеко по берегу, проверить рыбные места, вот и не услыхали. Видели, как верхом на небольшом, с кожистыми крыльями, драконе пролетал в небе «зовущий» или как еще его называли – «мертвая голова». Род старого Ырча издавна кочевал берегом, в густые леса не совался. Там, конечно, куда как теплей и сытнее, но там и огромные зубастые драконы, и водяные змеи, и кого только нет! И самое главное – оттуда прилетали «зовущие», забирали цветущих мужчин… которых больше никто и никогда не видел. Это было почетно… и страшно, ведь все – даже самые могучие мужчины – боятся неведомого. Вот и «зовущих» боялись все… Но старики – когда еще были живы – как-то рассказывали, что, кроме сильных и ужасных «зовущих», в теплых лесах еще живут и простые людишки – слабосильные, хрупкие, сладкомясые, на которых вполне можно охотиться и есть. Кабы можно было до них добраться, что мало кому удавалось, почти никому. Старый Ырча как раз и был один из таких, вспоминал иногда, рассказывал, помогая себя жестами, как когда-то давно наткнулся с охотниками на нескольких сладкомясых. Как, убив мужчин, тут же высосали мозг, а потом… потом принялись оплодотворять дев. Ух, как те визжали! Как изворачивались! Одна так тут же и умерла, истекая кровью – ее сразу же и съели, покуда теплая, разбили череп – достать мозг. Остальных держали долго – три дня. Развлекались – старый Ырча показывал это со смаком – вихлял бедрами, урчал. Пока рассказывал, не выдержал, забрался на кого-то из молодых дев, да так толком ничего там и не смог, хоть все и подсказывали, смеялись. Весело было, да! И сам старый Ырча забавный был, жаль, что в голодную зиму пришлось его съесть. Многих в ту зиму съели: младенцев, малых детей, стариков. Всех ненужных, слабых. Зато семья выжила да по весне ушла на новое место охоты, где пришлось отбиваться от хмурых мургов, так звалась жившая там семья. Но в роду старого Ырча осталось еще много воинов, а у мургов – нет. Вот и победили мургов, из мужчин кого-то съели, кто-то убежал, женщины же все обрели новую семью. Женщин уж в самом крайнем случае есть надо, ибо они каждый год могут рожать по охотнику… или по женщине, которая тоже скоро будет рожать, такое уж их, женщин, дело – чтоб не прервался род.

– Ешьте! – «хрум, хрум» – словом и жестом показал Ир-рагх, войдя в жилище и высыпав из шкуры плоды. Внутри хижины, накрытой ворсистой шкурой товлынга остова на товлыжьих же бивнях, было всегда тепло и темно, да и запах стоял такой, что, выбираясь наружу, у многих с непривычки начинало кружить голову.

Женщины и дети, один за другим, несмело брали принесенные плоды и тут же с жадностью пожирали, лакомились. Жаль, что плодов было так мало. Эх, если б мяса или хотя бы рыбы. Надо бы завтра пойти по старым местам, лишь бы не встретить «зовущих», ибо тогда род Ырча обречен. Не осталось больше мужчин, вот только они – Ир-рагх и Хумм. А они уже не дети, оплодотворять способны. Правда, в своей семье оплодотворять нельзя – если уж только очень сильно хочется – от того рождаются уроды. Но в роду старого Ырча прекрасно знали, где брать дев – в соседнем семействе длиннорукого Кор-рага, что кочевало невдалеке, в трех сутках пути отсюда. Если, правда, и их настиг «зов», тогда дело совсем плохо, тогда придется оплодотворять сестер – чтоб хоть как-то выжить роду. Надо будет стараться оплодотворить каждую женщину, каждую деву… что, вообще-то, приятно, Ир-рагху нравилось очень, он как-то ночью забрался на одну из сестер, совсем еще молодую. Той тоже понравилось, дева вела себя тихо, хоть тяжело и дышала, но взрослых не позвала и ничего никому не сказала. Правда, еще не родила, но уже ходила с брюхом. Родит! Будет хороший ребенок – оставят на счастье роду, плохой – пойдет в голодные времена на еду, сохранив родную семью своим мясом и кровью. Все правильно, человек сам по себе – никто. Он лишь часть семьи, рода. Так было всегда, и так будет. В этом – высшая мудрость.

Где-то – не так уж и далеко – громыхнул гром, и Ир-рагх поспешно выбрался наружу – посмотреть, в какой стороне гроза. Следом вылез и угрюмый, всегда молчаливый Хумм, приложил к надбровным дугам ладонь, глянул на небо и, не обнаружив тучи, удивленно заворчал. Все так – если есть гром, обязательно должна быть и грозовая туча с молнией, которая может запросто сжечь могучий и раскидистый дуб, не говоря уже о хижине.

Вот снова громыхнуло. Что-то со свистом пронеслось в воздухе – не молния, нет – да с непостижимой силой ударило в жилище, тотчас же его разрушив и разметав. И вот снова гром… И туча земли взметнулась вдруг из-под самых ног Ир-рагха, а свет перед глазами померк…