В общем, сарай был еще здесь, хотя природа вовсю старалась прикончить его. Тут и там торчали между посеревшими досками побеги, жестяная крыша поросла мхом, листья и трава образовали такое тяжелое покрывало, что стены просели.

Вероника сделала шаг вперед и почувствовала под ногой что-то круглое. Опустив голову, она увидела пустую бутылку из-под самогона, наполовину ушедшую в землю. За углом обнаружилась еще одна бутылка.

Остатки двери лежали на земле, дверной провал зиял чернотой. С крыши свисало что-то желто-белое. Подойдя ближе, Вероника увидела, что это «ветерок», изготовленный из костей какого-то животного и обломков рога, которые, просверлив в них дырочки, нанизали на длинный кожаный шнур. Подавив приступ тошноты, Вероника подошла к дверному проему и заглянула в темноту.

Как-то в детстве они играли в прятки, и она спряталась в коровнике, в доильне. Старую дверь заклинило, и прошел час, прежде чем ее нашли и выпустили. Весь этот час она рыдала до хрипоты и колотила в дверь так, что потом болели руки.

Играли она, Маттиас и трое его приятелей. Маттиас всегда умел заводить друзей лучше, чем она. Неудивительно. Он был открытым, дружелюбным и верным, к тому же ему хорошо давались спорт и разные игры с мячом. Такие парни бывают популярными у обоих полов, во всяком случае в средних и старших классах. Иногда – если честно, то довольно часто – она ему завидовала.

В тот день ее вызволили брат и его друзья. Выпустили из доильни и не сказали о случившемся маме с папой. Вероника помнила, как Маттиас утешал ее, когда она просыпалась потом по ночам; ей снились кошмары: темнота, сырость, холод. Через год, когда Билли дорос для игры в прятки, отец навесил на дверь засов и стал использовать доильню для хранения зимних шин. Но запах так и остался у нее в памяти. И будет там, пока она жива. Затхлый сырой запах, почти как в этом сарае. Пару раз Вероника даже напомнила себе, что ей не девять лет и ей больше не нужно, чтобы ее спасал или утешал старший брат.

Сарай она обыскала за пять минут. Там обнаружились ржавый обогреватель, поленница дров и несколько бутылок из-под пива и самогонки. На полке стояла картонка с пустыми гильзами. Рядом лежал коробок старых-престарых спичек из тех, что не гаснут на ветру. То, что могло здесь находиться, давно исчезло. Конечно, Вероника не знала наверняка, про это ли место говорил Сейлор. Но судя по омерзительному «ветерку» и пустым гильзам, сарай был заброшенной охотничьей избушкой, да и бутылки указывали на это со всей очевидностью. Едва ли в Аскедалене есть еще какие-нибудь охотничьи избушки. Интуиция подсказывала Веронике, что это то самое место. А вот ответов на свои вопросы Вероника пока не обнаружила.

Поэтому она решила выбраться из зарослей и продолжить подъем по ложбине, которая делалась все у́же. Здесь было темнее, по мере того, как тропа поднималась, склоны все больше сближались и становились все круче; пару раз обнажилась скальная порода. Черный пористый камень, похожий на пепел – видимо, он и дал имя[6]долине.

Большой провал в земле заставил Веронику остановиться. Не меньше десяти метров в диаметре, он занимал весь остаток тропы. Посреди зеленой воронки зиял черный шурф. Плеснула вода, и Вероника поняла, что яма уходит еще ниже, к одной из стен выработки. А вдруг там, внизу, одна из вертикальных шахт? В этом случае дыра могла оказаться по-настоящему глубокой. Метров двадцать или больше, и наверняка заполнена водой.

В зарослях всего в нескольких метрах от провала торчало горлышко еще одной разбитой пивной бутылки. Пульс у Вероники подскочил. Если что-то спрятать в такую яму, то никто ничего не найдет, а бутылка свидетельствовала, что здесь побывали Роот и Сейлор.

Вероника решила проверить, удастся ли ей рассмотреть что-то в глубине, не спускаясь в саму яму. Оказалось, не удастся. Грунт выглядел вполне надежным, и Вероника осмелела. Она осторожно спустила обе ноги, надавила; ничего. Шагнула уже увереннее и стала очень-очень медленно двигаться вниз, к шурфу. Плеск воды усиливался, и вскоре Вероника ощутила сырой подземный запах, слегка напоминавший запах метро.

Теперь ей хорошо была видна противоположная стена шурфа. Крепко спрессованная земля, из которой торчали похожие на волосатых червей гаустории – корни растений-паразитов. Под ними – черная скала и темнота.

Теперь шаги Вероники стали еще короче, сантиметров по десять; наконец она добралась до края. Достала фонарик, направила луч света вниз и нагнулась, чтобы рассмотреть дыру. Медленно, осторожно…

Дыра оказалась не такой уж глубокой – дно просматривалось всего в трех-четырех метрах от края. На дне лежала куча земли, листьев и камней – вероятно, остатки обрушившегося навеса, а потом еще и мусор с дождями нанесло. Вокруг кучи виднелись лужицы, поверхность которых то и дело шла рябью – с краев ямы капало. Вода уходила в темноту. Вероятно, там, внизу, была пустота.

Вероника направила луч фонарика пониже, пытаясь рассмотреть что-нибудь среди теней. Дешевый фонарь давал тонкий слабый свет, которого хватало всего на несколько метров, а дальше он растворялся в темноте. Посветив правее, Вероника увидела что-то прямо на границе светового конуса. Стараясь держать фонарь неподвижно, она прищурилась, чтобы лучше видеть. Из кучи мусора торчала какая-то светлая палочка. Вероника напрягла зрение и поняла, что никакая это не палочка. Это кость.

Правда там, наверху, проскрипел голос Сейлора у нее в голове.

Трещина в груди все ширилась, пропуская ледяной холод. Кровь отлила от головы, Вероника пошатнулась. Край ямы внезапно осел, и Вероника полетела вниз, прямо в холодную темноту.

Любовь моя

Пытаюсь связаться с тобой, вчера – по домашнему телефону, езжу на машине мимо твоего дома. Я знаю, что нарушаю правила, нарушаю наше соглашение. Но я не знаю, где ты и что с тобой, и это сводит меня с ума.

Не хочу верить, что ты меня покидаешь. Покидаешь сейчас, когда я нуждаюсь в тебе как никогда. Что все твои слова, твой шепот были ложью. Или тогда они были для тебя правдой – как для меня? И ты верил, что мы и впрямь можем быть «мы»?

Я ненавижу тебя – и в то же время люблю. И сейчас – даже сильнее, чем раньше. Странно, правда?

Очнувшись, Вероника обнаружила, что лежит ничком на дне шурфа. Лицо мокрое, голова раскалывается, во рту привкус земли. Должно быть, она сильно ударилась, но листья и земля смягчили падение; к своему облегчению Вероника поняла, что руки и ноги у нее целы. Если не считать нескольких царапин и головной боли, самым сильным повреждением оказалась разбитая бровь. Вероника прижала ко лбу тыльную сторону ладони, чтобы остановить кровь; одновременно она пыталась сориентироваться. Фонарик приземлился в лужу и сначала не работал, но Вероника пару раз встряхнула его, шлепнула ладонью, и он включился.

Она посветила вокруг. Каверна – точнее, пещера, в которую она провалилась, оказалась обширнее, чем она думала – метров семь в диаметре; куча, на которой сидела Вероника, помещалась почти посредине. Стенки уходили вверх всего на несколько метров, но края провала были теперь дальше друг от друга. Яма больше не была правильным кругом – она обрушилась с той стороны, где просела земля. Комочки земли и камешки все еще скатывались в большую лужу у ног Вероники.