На Веронику нахлынуло искушение рвануть дверцу к себе, а потом толкнуть ее назад, так, чтобы ударить Патрика в грудь. Схватить его за волосы, пока он ловит ртом воздух, и тычком сбить с лица самодовольную ухмылку. Но она знала, что не должна думать о таком, долговязый Бенгт прав: подобный приступ злости ни к чему хорошему не приведет. Поэтому Вероника просто пожала плечами, скользнула на водительское сиденье и завела машину.

– Все, что я помню – это что у тебя был маленький член, – сказала она и захлопнула дверцу прямо у него перед носом.

Усталость настигла ее по дороге домой, и Вероника опустила окошко, чтобы ветерок не дал ей задремать. Тело расплачивалось за напряжение и выброс адреналина. Вероника понимала, что должна сопротивляться, и все же мысли начали смешиваться, а сознание наполнилось туманом того же неопределенного оттенка, что и сумерки за окном.

Веки опускались, опускалась голова, и хотя Вероника какой-то частью сознания понимала, что происходит, противиться этому не могла. Машина пошла по полосе зигзагами, коснулась левой обочины. Под покрышкой предупреждающе хрустнул гравий. Но в голове у Вероники звучало Take my breath away. Мама умерла, Билли пропал, а Маттиас бросил ее одну… Машина опять пересекла дорогу, ее вынесло на правую обочину. Глаза у Вероники закрывались, но она неким удивительным образом замечала все, что с ней происходит. Вероника понимала, что вот-вот съедет в кювет, и приготовилась к аварии, не предпринимая ничего, чтобы ее предотвратить.

Что-то мигнуло прямо перед ней. Две блестящие точки отразили свет фар. Чьи-то глаза пристально смотрели на летящую поперек дороги машину.

Способность реагировать мгновенно ожила. Нога вдавилась в педаль тормоза так, что хрустнули суставы, и Веронике в последнюю секунду удалось удержать машину на дороге. Завизжали тормоза, заскрипели шины, зашипел асфальт. Короткий удар о руль – а потом все стало тихо и спокойно.

Вероника еще какое-то время сидела в машине – сердце куда-то неслось, руки дрожали. В открытое окошко проник тошнотворный запах резины и горячего асфальта. Вероника с трудом сглотнула, толкнула дверцу. Вылезла посмотреть, что за зверя она переехала. На поле справа от автомобиля вырисовывались на фоне неба три ветряные электростанции. Моргали ей красными глазами. Под слабым вечерним ветерком медленно двигались лопасти. Издавали глухой пульсирующий грохот.

Желудок свело. Вероника оперлась о капот, обогнула крыло и приготовилась к худшему. Она и раньше видела столкновения с дикими животными. Помнила, как дядя Харальд ворчал на слабаков, которые не имеют мужества добить раненого зверя и бросают его, а он лежит и кричит в смертной тоске. Она знала, как звучат такие крики. Умоляющие, полные ужаса – почти человеческие.

Но, огибая машину, она слышала только сверчков и глухие удары – это бились сердца ветряков-великанов. Обе передние фары были целы; ни крови, ни шерсти, ни вмятин на бампере. На асфальте возле машины крови тоже не было. На ватных ногах Вероника шагнула в сторону, и ее вырвало в придорожную канаву.

Когда она въехала во двор, начинало темнеть. В доме горел свет, а на разворотной площадке рядом с отцовской стояли еще две машины. Одна была Маттиаса, другая – большой блестящий «лендровер». Коротко поколебавшись, Вероника решила не брать жестяную шкатулку с собой.

Осторожно открыв дверь, она услышала голоса – все знакомые. Кроме папы, здесь были Маттиас, Сесилия и три их дочки. А еще дядя Харальд и его жена Тесс.

Вероника прокралась в дом, забежала в прачечную и смыла над стоком самые ужасные потеки грязи и крови. Завязала волосы в хвост на макушке. В дальнем шкафу обнаружилась куча старой одежды. Ее собственные штаны для бега, старый свитер Маттиаса… Свитер был ей велик на несколько размеров, зато скрывал шрам на предплечье. Вероника переоделась, посмотрела на свое отражение в окне и собралась с духом, чтобы выйти к остальным.

Все обрадовались ей, хотя она и опоздала. Маттиас и девочки были искренни, но радость Сесилии была такой же наигранной, как и ее собственная.

Тесс и дядя Харальд привезли с собой сына, Тимоти. В последний раз Вероника видела его еще младенцем, а теперь ему было лет пять-шесть. Застенчивый, он все норовил спрятаться у папы на коленях, уткнуться лицом ему в шею. Дядя Харальд держал его осторожно, как птенца. Его лицо светилось от гордости, и хотя темноволосый мальчик очень походил на свою мать-тайку, Вероника невольно подумала о Билли. Покосившись на отца, она по его взгляду поняла, что не одинока. Особенно остро вспоминался ей братик, когда Тесс называла мальчика Тимми.

Дядя Харальд был похож на себя прежнего, только немного поседел и обрюзг. Дедов острый нос и густые брови никуда не делись. Глаза не изменились. Смотрят жестко, внимательно. Но стоит ему взглянуть на Тимоти, как выражение глаз меняется, становится более мягким, и дядя Харальд вроде бы превращается в другого человека.

– Поздоровайся-ка со своей кузиной Верой, – сказал он и подмигнул Веронике поверх головы мальчика. – У нее сегодня выдался интересный день. Она порхала по всей округе. Даже, кажется, под землю заглянула.

За столом Вероника пыталась поймать взгляд Маттиаса. Однако брат был полностью поглощен ролью хорошего мужа, отца и сына.

Вероника изучала Маттиаса, пытаясь понять, что происходит между ним и Сесилией. Просто притворяются ради детей? В таком случае – притворяются неплохо. Маттиас даже взял жену за руку – жест, который изумил Веронику не меньше, чем дядя Харальд в качестве гордого отца. Но больше всего ее поразило, каким приятным вышел семейный ужин. Все говорили со всеми одновременно, наполняя тихую в другое время комнату словами и смехом. Даже папа, сновавший между столовой и кухней и приносивший то очередную бутылку вина, то новые порции еды, выглядел немного счастливее и сдержанно улыбался, когда все с воодушевлением нахваливали его стряпню. Даже дежурные американские истории дяди Харальда не навевали на нее нынче скуку. Может, свою роль сыграло вино, но на секунду Веронике показалось, что все так, как и должно быть. Почти нормально. Однако потом она подумала о шкатулке, оставшейся в машине. О бумажке со светлыми волосами внутри.

Тимоти повеселел и отважился посидеть у нее на коленях, пока она читала ему сказку из залистанной диснеевской книжки, взятой с полки. Его пухлые ручонки были липкими от сластей, которые продолжала подсовывать ему мать, хотя он уже съел двойную порцию десерта. Он опустил голову Веронике на грудь; она не удержалась и понюхала его темя. Вдохнула приятный запах, какой бывает только у маленьких детей, и лед у нее в груди снова начал трещать и погромыхивать. Мальчик вытянул липкий пальчик и ткнул в картинку. Зверек с рыжим мехом и хитрой улыбкой.

– Лиса, – сказал мальчик. – Папа стреляет лис. Ты тоже?

Дядя Харальд повернулся к ним, погладил сына по голове.

– Ну конечно, Тим. Все охотники стреляют в лис, как только их увидят.

– Почему?

– Потому что в лесу есть место только для одного охотника. – Дядя Харальд чуть заметно подмигнул Веронике поверх рюмки с коньяком, чтобы показать: он шутит. Но Вероника отчего-то в этом усомнилась.