посвящённая этим величественным созданиям, которых не безосновательно окрестили парящими возле Бога. Их сила по умолчанию превосходила любых других существ, населявших Крэйн, и лишь немногие из ныне живущих людей, гномов, эльфов или орков были способны потягаться с ними один на один. Драконы были по-настоящему огромными — один такой взмахом крыльев мог смести пару батальонов закованных в латы рыцарей, а вместе с хвостом их длина составляла более сотни метров. Чешую не брали ни лучшие копья, ни величайшие из заклинаний, а пламя заставляло трескаться даже скалы.

Драконы населяли исключительно отдалённые земли, в которых почти не было разумных существ. Например, пустыни на юге континента, или небольшие островки на западе, далеко-далеко за океаном. Отличительной чертой их характера являлось то, что им не было дела до других рас Крэйна. Они, как и многие живущие в этом мире, опытном путём поняли, что связываться с кем-то, кроме соплеменников, не стоит. Ибо те из драконов, что всё-таки решили жить среди людей, либо погибали, либо оставляли после себя выжженные пустоши, навсегда уходя в одиночество. Парящие подле Бога редко находили себе партнёра, что никак не сказывалось на популяции — драконы могли жить тысячи, десятки тысяч лет, не теряя своей мощи.

Всё дело в их эфире — как и другие его виды, эта энергия была индивидуальной и присущей только драконам. Она же являлась причиной охоты на драконов в далёком прошлом и совсем близком настоящем. По слухам и легендам, выпивший кровь дракона обретал бессмертие. Разумеется, всё это глупости, ведь малая доза драконьего эфира наделит существо лишь кратковременным приростом силы. Без естественного источника, выделяющего его, так называемой вечной жизни не достичь.

— Напомни мне, какой у нас Зородан? — нахмурилась Мира.

Чёрные драконы были самыми опасными среди прочих, ибо владели некромантией и предпочитали жирной корове человечину в порванной одежде. Золотые выдыхали самое горячее пламя, и именно они были похожи на "классических" драконов — тех, что сидели на горе сокровищ. Синие жили в землях, окружённых океаном, а их огонь мог исцелять в той же степени, что и сжигать в пепел. Алые были известны тем, что охотились на сородичей, а их грубая сила превосходила всех прочих. Белые применяли магию света и порой встречались с жрецами храма, дабы передать им Его благословение. Наконец, бирюзовые драконы, которых считали старейшими даже среди соплеменников, были хранителями драконьей магии, столь же старой, сколь и они сами.

Первых практически не осталось, ибо постоянные сражения с другими разумными расами Крэйна привели к их полному истреблению. Те же, что выжили, спрятались глубоко в недрах земли, дабы не рисковать собственными жизнями.

— Алый, — ответил на вопрос чародейки Фолл. — А что, есть разница?

— В Ливиграде, если ты не забыл, тоже есть дракон, — скрипнула зубами Мира. — Думаешь, эти двое не устроят потасовку прямо посреди жилых районов?

— За то, чтобы Зородан не лез к бирюзовому, я доплатил ему сверху, — выдохнул первый герой. — Редко встретишь столь ценящего сокровища красного дракона. Может, он в золотые решил перебраться?

— Очень смешно, — потёрла переносицу Мира, продолжая ворчать. — Сначала поход в Ливиград, потом приглашение Зородану… А дальше ты соберёшь армию и пойдёшь войной на Империю?

— При всём желании за год мне Сангвина с прислужниками не одолеть, — отмахнулся Фолл. — Достаточно лишь обескровить государство и одолеть императора.

— "Достаточно лишь", тьху, — злилась чародейка. — Эх… Иди уже, куда собрался. Провожать не буду — ты не мой ученик.

— Ты чудо, — рассмеялся мужчина, а затем поднялся, подступив к камину. — Передай Беатрис, что я был рад вновь быть окружённым её заботой.

— Передам, передам, — поднялась вслед за ним архимаг, подходя поближе. Прищурилась, посмотрев Фоллу в глаза. — Если с ними что-то случится… Больше я тебя перизимовать в башню не пущу.

— Хорошо, — кивнул ей первый герой, улыбаясь. — Ещё увидимся, Мира.

— Береги себя, Фолл, — сказала чародейка, и Фолл, вежливо поклонившись, исчез в ворохе белых искр. Пламя в камине недовольно заурчало — ему не нравилось, когда рядом было что-то ярче, чем его свет. Архимаг, легонько вздохнув, опустилась в кресло, окидывая взглядом пустые рабочие места своих учеников. Их записи, книги, в которых ребята делали свои заметки, их тренировочные мечи, чьи рукоятки торчали из-за кипы манускриптов. Наконец, она взглянула на соседнее кресло, в котором каждый день сидел Фолл, проводя вместе с ней лекцию за лекцией. Вместе они, как в старые-добрые, смеялись, подшучивали, порой осыпали друг друга прямыми оскорблениями в жарких спорах, не стесняясь учеников. Она знала, что будет скучать по первому герою так же, как и по троице подопечных.

Беатрис вспорхнула в воздух из-за дивана, опускаясь на его край. Маленькая фея приглаживала золотые волосы, посматривая яркими зелёными глазами на чародейку, никак на её внезапное появление не отреагировавшую. Поболтав с минуту короткими ножками, старшая фея слегка наклонила голову, продолжая сверлить женщину понимающим и отчего-то несущим насмешку взглядом. Под таким напором Мира сдалась, сложив руки на коленях.

— Что?

— Не что, а почему, чаровница, — раздался переливчатый смех в опустевшей общей зале. — Сколько вижу вас с ним, столько диву даюсь — отчего же вы такие неприступные? Один всегда в работе, всегда в пути, а как останавливается, так сердце никому не открывает… Ты же — всегда здесь, всегда в одиночестве, а сердечко твоё такое же — не открывается, не показывается. Даже тому, кому следовало бы его открыть.

— Не лезь мне в душу, Беа, — злобно осадила фею Мира. — Всему есть предел. И… Не до этого мне. Дел полным-полно — пока Фолла нет, я буду разгребать все отчёты и собирать информацию от агентов Сада.

— Видится мне, чаровница, что таким образом "не до этого" будет до конца ваших дней… — с грустью протянула Беатрис. — Ты же понимаешь лучше других, что чувства нельзя держать под замком…

— Послушай…

— Нет, это ты послушай! — сжала кулачки старшая фея. Её голос стал громче, а слова — полными гнева. — Сколько всё это длится? Герой, не герой, архимаг, не архимаг, все вы — существа с душой и сердцем. Ты хоть знаешь, как он о тебе говорит? Всегда отпускает комплименты твоим платьям, всегда замечает твои новые украшения, всегда вспоминает истории, которые ты, быть может, даже не помнишь… Он признаёт твою доброту, искренность, заботу о близких — да всю тебя, вместе с глупой порой прямолинейностью и грубостью, с которой ты обращаешься с ним!

— Беа, это… Не так просто… — протянула чародейка, и по её опечаленному лицу было видно, что слова верно слуги достали что-то глубоко внутри архимага. — Может, это и