перстами, то есть двумя пальцами. Было велено — тре­мя. Иначе говоря, щепотью. Или щепсзткой.

Фамилия “Щепсзткин” со средних веков часто встречается в архангельских местах. Там для рыбаков соль — важнейший продукт. Так что тут могло по­явиться первое основание. Однако предки моего отца были из Волжского ка­зачьего войска, расформированного и расселённого Екатериной II за участие в пугачёвском бунте. Наиболее продвинутые казаки могли первыми начать креститься щепотью.

А Килькины? То ли кто-то из предков был маленький, как килька. То ли занимался промыслом этой небольшой, вкусной рыбёшки. Главное, он дол­жен жить там, где она водится.

Однажды Володя Чеканов принёс мне краеведческий журнал. В нём по­томок коренных жителей села, сын реставраторов и сам реставратор Николай Сорокатый вскользь упомянул о русском учёном Степане Петровиче Шевырёве, который, оказавшись в 1847 году в Слотине, обратил внимание на необыч­ный для здешних мест говор. Он напоминал новгородский. Как здесь оказа­лись новгородцы, задумался я. Узнать удалось легко. Дед Ивана Грозного ве­ликий князь Иван III в борьбе с Великим Новгородом насильно переселял, то есть депортировал, строптивых новгородцев на владимирские земли. А они — в двух километрах от Слотина. Оставалось понять, известна ли была новгородцам килька? Выяснилось, знали они её. Килька водится в основном в Балтийском, Северном, Норвежском морях. Балтика же через Неву, Ладож­ское озеро, реку Волхов соединяется с озером Ильмень, которое находится поблизости от Новгорода. Здесь рыбку ловили предки Килькиных, и она по­падала на стол новгородцам. Вот и разгадка необычной озёрно-речной и мор­ской фамилии в сухопутном Слотине.

Но я отвлёкся на эти поиски, в том числе, потому, что они имеют отноше­ние к фильму “Трясина” и его создателям. Дом, в котором снималась Мордю­кова, где прятался, издеваясь над матерью, младший сын (артист Андрей Ни­колаев), из-за которого она прогнала старшего (артист Вадим Спиридонов), чтобы тот не увидел дезертира, куда постоянно заходил Григорий Чухрай и другие актёры, сохранился в том же виде. Сейчас в нём живёт Валентина Ивановна Килькина. Наша старшая дочь Наталья, которая имеет дар худож­ника, зарисовала его. Валентина Ивановна не местная. Она из другого райо­на Московской области. Вышла замуж за старшего сына Килькиных Алексея Сергеевича. Они долго мыкались без хорошего жилья в Загорске. Дом и до съёмок, и после них стоял пустой. Валентина только приезжала сажать ого­род — нельзя было бросать землю. Однажды в дом забрались воры. Ничего особенно не взяли — ценностей здесь не хранили.

Единственный нанесли урон, да такой, что Валентина Ивановна до сих пор вспоминает с сожалением, — испортили старинный, обитый металлом сундук. Когда его открывали, раздавался красивый, мелодичный звон. На этом сундуке любила сидеть Нонна Мордюкова, с интересом оглядывал его Григорий Чухрай.

Сегодня о том, что в доме Килькиных снимался драматичный фильм “Тря­сина”, что здесь работал выдающийся советский режиссёр Григорий Наумо­вич Чухрай с командой великолепных артистов, среди которых звездой пер­вой величины сверкала Нонна Викторовна Мордюкова, знают только жители села Слотино. А это не совсем справедливо. В 1992 году редакционный совет Британской энциклопедии “Кто есть кто?” включил Мордюкову в первую двад­цатку самых выдающихся актрис ХХ века. В какой-нибудь другой стране зна­менитости такого уровня поставили бы памятники, открыли музей. В Слотине сегодня сделать это пока невозможно. Я как-то завёл с Валентиной Иванов­ной разговор о фильме, о Мордюковой. Спросил: “А не хотела бы ты, Валя, переехать в город?” Муж у неё умер. Она отрицательно покачала головой: “Нет, Вячеслав Иваныч. Что мне там делать? Сидеть да в окно глядеть? Тут у меня хозяйство”. Помолчала и добавила: “Природа”.

У неё, действительно, есть хозяйство. Три козы, куры, кошки, собака Чу­байс. Козье молоко, яйца дают хорошую добавку к пенсии. Плюс своя картош­ка, огородно-парниковые овощи. При нынешних, зверски растущих ценах — тоже неплохо. Наконец, природа. Для Валентины Ивановны она и красота, и польза. С козами идёт в лес, дышит свежестью и собирает грибы. И она не скучает: её часто навещает дочь и сын.

Но всё же, пока исторический дом живой, его надо как-то отметить. Хо­тя бы повесить мемориальную доску.

Глава 9

Спаянные одной страстью

Мои первые охотничьи опыты относятся к подростковому возрасту. После войны степь, прилегающая к Сталинграду, какое-то время не распахивалась: слишком много мин и снарядов находилось в земле. А там, где засевались первые гектары, не применяли гранулированные удобрения. Всё это создава­ло прекрасные условия для размножения куропаток. И люди видели, как вече­ром эти птицы стаями летели где-то около Мамаева кургана и на окраинах го­рода, бились о провода и падали мёртвыми. Народ их собирал, была еда.

А мы, пацаны, в это время стали пользоваться так называемыми поджи­гами. Поджиг — это вроде пистолета. На деревянное ложе накладывалась трубка, которая загибалась на ручке. Около загиба делался пропил. В трубку набивалась спичечная сера, потом бумага в виде пыжей и нарубленные зуби­лом кусочки гвоздей. Рядом с пропилом прикреплялась спичка, по ней чир­кали, она зажигала ту серу, которая в трубке, и раздавался выстрел. И гвоз­ди летели довольно далеко. Я вспоминаю, кого-то даже ранило.

Но мы поняли, что так можно охотиться на куропаток. И первые такие вы­стрелы я тоже делал, как и другие пацаны. Не скажу, чтобы очень удачно. Правда, и попасть было нетрудно, потому что куропатки летели большими стаями. Это была даже и не охота, а какие-то попытки, ибо какой пацан по­сле войны, тем более в Сталинграде, не хотел бы подержать в руках оружие! Кстати говоря, здесь его было так много, что сплошь и рядом ребята носили пистолеты, были автоматы, некоторые даже держали пулемёты.

Ружейное братство

Настоящая охота у меня началась, когда я приехал после Смоленска в Волгоград. Случайно как-то познакомился с кем-то из охотников, съездил с ними ещё без ружья. Меня это захватило. Я купил ружьё, которое, кстати говоря, у меня было до недавнего времени. Это с конца 60-х годов до сих пор. Ну, кроме него, ещё было оружие.

Я стал ездить на охоту. Ездил несколько раз с директором универмага, в подвале которого в 1943 году взяли в плен Паулюса. Интересный был чело­век — этот директор. Воевал. Многое знал. Я о нём однажды написал. Мы с ним в степи тоже стреляли куропаток.

Работая в “Волгоградской правде”, я однажды наткнулся на письмо из города Волжского от охотинспектора Юрия Шубина. Известно, что в редак­циях нередко встречаются журналисты, которые знают и хорошо освещают какую-то любимую ими тему. Меня интересовала природа. Естественно, мне попадались письма, касающиеся её охраны, охоты, рыбалки, лесонасажде­ний.