Через него проходила моя проблемная корреспонденция “Право на вы­стрел”. И, можно сказать, мы с ним были заочно знакомы. Разговорились. Оказалось, он тоже охотник, причём с большим стажем. Поэтому, когда я переехал в Ярославль и появился снова в Москве, договорившись при этом с руководством охотколлектива Ярославского шинного завода, что я приеду со знакомыми “известинцами” на весеннюю охоту на тетеревов, мне дали добро.

Я позвонил Юрию Васильевичу, и он приехал, взяв с собой Игоря Кар­пенко. Вот так я познакомился с Карпенко. Мы пошли ночью в поле. Там сто­яли шалаши. Это была моя первая охота на тетеревов. Я даже не знал, как всё будет. И вдруг перед рассветом послышались волнующие бормотания. Вот так я познакомился с известинскими охотниками.

В следующий раз приехали уже несколько человек, но теперь осенью, для охоты на копытных — на лося, на кабана. Приехал Надеин Владимир Дми­триевич, Игорь Александрович Карпенко, Пономаренко Юрий Васильевич, приехал Фетисов Том Иосифович, и, по-моему, в этот раз впервые появился в нашей компании знакомый Игоря Карпенко Володя Страхов, или Владимир Александрович Страхов.

И начались наши интенсивные интереснейшие охоты. Чего только мы не видели, каких только у нас приключений не было! Некоторые из них я описал в романе “Крик совы перед концом сезона”. Причём были такие моменты... Едем в “кунге” (это машина с закрытым кузовом), сидим битком, нас там че­ловек шесть, ещё егерей человека четыре-пять. Тесно сидим. Тут же собаки в ногах лежат. Идёт разговор, плетётся одно за другое, второе, третье за чет­вёртое. Я несколько раз думал: вот где надо всё записать, потом ведь приго­дится. Разговоры о политике и о женщинах, о газете и реальной жизни, о за­границе и о том, что у нас. И всё это идёт непрерывно.

Машина прыгает на кочках. Нас подбрасывает. Мы хватаемся друг за дру­га, смеёмся. Снова кто-то начинает какую-то тему, другие её подхватывают. Это были интереснейшие часы. Мы всё больше и больше сплачивались, всё более тесным становилось наше общение.

Немного скажу о каждом из моих друзей. Главным в компании, если так можно сказать, непререкаемым авторитетом был Владимир Надеин. Он рабо­тал редактором отдела фельетонов “Известий”. Очень талантливый человек. Перед тем работал в журнале “Крокодил”. Написал фельетон, который касал­ся одного из первых секретарей обкома партии на Украине. Тот обиделся. По­жаловался Хрущёву, решил, что это неправильно.

Это были хрущёвские времена. Володю из “Крокодила” уволили. Он мне говорил: “Представляешь, ещё вчера мне до ночи не давали даже уснуть звонками дома. Звонили-звонили, уверяли, что они друзья, что помогут мне в случае чего, только сейчас надо помочь им”. Как только его уволили, с ут­ра — ни одного звонка. И очень долго так было. Потом он пришёл в “Извес­тия”, стал работать там в отделе фельетонов. Редактором был Семён Руден­ко, корреспондентом, таким же как Надеин, был Эльрад Пархомовский. Со временем Надеин возглавил отдел.

Вот он был как бы формальным и неформальным лидером нашей компа­нии. И эту его роль никто не оспаривал. Даже Игорь Карпенко, энциклопеди­чески образованный человек, ум которого был заполнен фантастическим объ­ёмом знаний из разных сфер жизни, даже он, который мог бы поспорить с На­деиным по объёму знаний, даже он признавал лидерство Надеина. Володя был остроумен, весел, хороший организатор, отзывчивый человек. Именно он приезжал ко мне в Казахстан, когда меня за мои критические выступления решили прихватить и изобразили якобы браконьерскую мою охоту с предсе­дателем областного охотобщества. Состоялся даже суд, но всё рассыпалось. А до этого Надеин приезжал в Ярославль после моего фельетона о разворо­вывании материалов. Я об этом писал раньше.

Скажем, Том Фетисов не имел никогда машины, но был заядлым охотни­ком. И оставить его без выезда было просто невозможно. Надеин забирал его из дома, вёз на базу, а потом отвозил домой.

Он был крупного размера, с немного нависшими над серыми глазами веками, с небольшими чёрными усами. В тот период он чаще был человеком добрым, смеющимся, хохмачом, ну, и спорщиком. А Игорь Карпенко, ум ко­торого тоже был забит множеством знаний, выглядел иным. Он был ниже среднего роста, широкоплечий, плотный, как спортсмен, который оставил спорт. Я ему дал кличку Домкрат, ибо сила у него была большая. Спокой­ный, невозмутимый. Даже когда мы вместе с ним работали, я никогда не слышал какого-то всплеска эмоций. И, наблюдая за ними обоими, я выявил, скажем так, формулу умов. У Карпенко был ум, я его назвал ум-сундук. Спроси его о чём-нибудь — он откроет сундук памяти, пороется в своих сло­ях, тут же достаёт и говорит. Но дальше эти сведения никак не работают. А у Надеина был ум, который я назвал ум-котёл. Это что-то вроде того, ког­да варит хозяйка борщ, и уже варево имеет определённый вкус. Вдруг до­бавляется что-то немногое, что сразу меняет вкус всего варева. Вот также Надеин. Он быстро находил нужные сведения, загорался от них, и всё начи­нало светиться по-новому.

Игорь был красив, хотя уже не первой молодости. Ярко-голубые боль­шие глаза. Говорят, когда был молодым, в него влюбилась известная актриса Ия Савина, которая снималась в фильмах “Дама с собачкой”, “Гараж” и дру­гие. И, самое главное, что я хотел бы отметить, он был очень порядочный человек.

С нами в компании одно время ездил бывший главный редактор “Комсо­мольской правды”, а потом заместитель главного редактора “Известий” Лев Константинович Корнешов. Затем он подтянул своего сына Сашу. Надо ска­зать, что Саша работал в КГБ. И, насколько нам известно, курировал твор­ческую интеллигенцию. То есть ему надо было как раз среди нас быть. Но, я думаю, он нас не закладывал.

Следующим я бы назвал Володю Лапского. Лапский не всё время с нами ездил, от случая к случаю. Но это был парень, как бы сказать, своеобразный. Он закончил сначала Московский институт иностранных языков, потом учился в Военном институте иностранных языков, знал немецкий, французский, ис­панский. И готовился ехать, по-моему, в Германию. Но где-то на каком-то приёме, в каком-то посольстве какое-то неосторожное слово сказал. И кто-то донёс “куда надо”. Лапский оказался невыездным. На 20 лет!

Когда мы начали ездить в 1968-1969 годах в Ярославскую область на охо­ту, его с нами не было. Он в это время работал в журнале “За рубежом”. В “Известия” пришёл в 1973 году, в 1987 году поехал за границу, в ФРГ. В 1992 году вернулся.

Когда я его увидел первый раз, отметил: большой лоб, рыжие усы, лицо удлинённое. Я бы сказал, привлекательное, но по-мужски. Хотя, может быть, привлекает