— Скорее! — заклинал Лева. — Тут недолго осталось, нам бы только добраться до реки.

Я с тоской подумала о притороченной к поясу свирели, вытащить которую не получалось, так как одними ногами за лошадиные бока я держаться пока не умела. Другое дело, что петь я могла в любом состоянии. И хотя от скачки захватывало дух, я кое-как выровняла дыхание и начала негромко, постепенно усиливая звучность:

«Вихри враждебные веют над нами

Темные силы нас злобно гнетут»,

«В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут», —

подхватили Иван и Лева.

Я не знаю, почему я выбрала эту песню. Собственно, мы могли бы повторить по второму кругу весь репертуар прошлой ночи. Но едва мы пропели первую строфу, из-за реки нам ответили сразу несколько голосов.

Глава 14. Красная слобода

Я поверить ушам своим не могла, поскольку происходящее выглядело слишком ирреально. Хотя где я собиралась искать реальность в путешествии по тонким мирам? С другой стороны, до сего дня всем событиям находились какие-то логические объяснения, в крайнем случае, отсылающие к мифам и прочим древним архетипическим представлениям. Но вот революционные песни уже не вязались ни с чем. Тем не менее на той стороне реки кто-то не очень стройно, но дружно и убежденно строфу за строфой выводил:

«Но мы поднимем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов

За лучший мир, за святую свободу».

Голоса звучали громче, их сопровождало конское ржание, словно намекая нам, что подмога близка. На фоне закатного неба, прямо как в фильмах маминого детства, поднимались силуэты рассыпавшихся цепью всадников в казачьих фуражках и, кажется, островерхих шлемах.

— Кто это? — удивленно глянул на всадников Иван.

— Дед Сурай и дядьки Кочемас и Анямас с родичами и однополчанами, — как и в прошлый раз, опуская многочисленные «пра», пересохшими губами улыбнулся Левушка.

Я хотела было поинтересоваться, почему его родичи, жившие в начале двадцатого века, выглядят как былинные витязи и откуда они взяли лошадей, если до сего дня мы не встретили даже букашки, но решила перенести этот разговор на потом. Если это потом, конечно, предвиделось. Пока существовали проблемы более насущные.

При первых строках песни стремительно настигавшая нас свинья злобно и обиженно захрюкала, а ее стальной скок немного замедлился. Вот только и наши кони, которые вместе с уходящим солнцем слабели и хирели буквально на глазах, сбавили скорость почти до шага. Бока их ввалились, холки опали, с взмыленных морд на пожухлую траву падала кровавая пена. И в тот миг, когда погас последний луч, дары ярого солнца просто растворились в воздухе, отправившись, видимо, прямиком на ирийские поля и луга — пастись под сводами Мирового Древа среди звездных колокольчиков и пить лунный свет.

Мы с ребятами непостижимым образом плавно приземлились и даже сразу припустили вперед, тщась не растерять незакрепленные и кое-как навьюченные пожитки. Тем более что до реки и спешащей нам навстречу подмоги оставалось не более пары сотен метров. Но сколько мы ни прилагали усилий, надсаживая мышцы и надрывая легкие, мы, словно оказавшись на полотне беговой дорожки, не двигались с места.

К тому же бег прервал наше пение, а строфы, продолжавшие доноситься с того берега, звучали хоть и решительно, но слишком тихо. Потому свинья, издавая какое-то подобие торжествующего хрюканья, прибавила ходу, буквально на глазах увеличиваясь в размерах. Сейчас она уже походила на гигантскую грозовую тучу или даже черную дыру, готовую поглотить все и вся.

Иван нащупал на поясе нож, Лева взялся за свирель, хотя выдуть в нынешнем состоянии даже пару звуков вряд ли смог бы. А я вспомнила, что в моем рюкзаке лежало последнее средство — янтарный гребень, который в случае крайней нужды следовало кинуть через левое плечо. Возможно, в Нави или даже на пути к ней нам предстояли еще более суровые испытания, но я понимала, что, если свинья нас догонит, мы попадем в Навь прямо сейчас и совсем не тем путем и не в том качестве, в котором нам бы хотелось.

И все же, достав гребень из рюкзака, я глянула на Леву. Тот одобрительно кивнул. Совершив неловкий бросок, я тут же зажмурилась от вспыхнувшего за спиной нестерпимого зарева. Еще более яркого, чем то, которое расплавило мертвую лису. Словно каждая пластина древней ископаемой смолы, миллионы лет назад вобрав сотни жарких полудней, пышных закатов и нарядных рассветов, теперь в один миг выдала заряд, сравнимый с мощью сотен турбин электростанций. Или там просто полыхал осколок солнца.

Между нами и гигантской свиньей поднялась стена огня. Пламя, освещая все кругом до самого горизонта, грело, но не обжигало. Правда, пока рассмотреть что-либо не удалось. Мы как ошпаренные добежали до реки, перелетели ее вброд, разбрызгивая воду, и без сил упали, в ужасе глядя на тот берег.

Свинья все-таки сунулась в огонь, пытаясь его перескочить. Но не рассчитала силы и рухнула прямо в пламя, оглушая истошным визгом и распространяя отвратную вонь паленой щетины и протухшего прогорклого сала. Еще раньше, чем она обратилась в прах, а пламя, не тронув даже прибрежного ивняка, только очистив долину реки от скверны, вспыхнув и словно отсалютовав нам на прощание, погасло, к нам подъехали Левины родные.

Теперь я смогла их рассмотреть. Вопрос насчет былинных витязей отпал сам собой. Островерхие шлемы оказались буденовками. А я ведь помнила, что первую форму для Красной Армии разрабатывал Васнецов, придумав головной убор, похожий на шлем древнерусского богатыря. Сурай имел на форме знаки командирского отличия. Его брат Кочемас носил кожанку комиссара и держал наизготовку наган, а Атямас вообще красовался в бескозырке, клеше и бушлате, перехваченном крест-накрест пулеметными лентами. И что там Лева говорил по поводу оружия нашего мира, которое может нарушить какое-то там равновесие?

— Все целы? — участливо спрашивали родичи Левы, поднимая нас на ноги и поднося каждому фляжку с водой, которую мы судорожно глотали вместе с воздухом, так как никак не могли отдышаться.

В отличие от деда Овтая, который дряхлостью мог потягаться с библейским Мафусаилом, Сурай и его братья выглядели подтянуто и моложаво, будто навсегда застыв в поре силы и зрелости. Хотя, по словам Левы, дожили до преклонных лет. А некоторые из их спутников и вовсе казались нашими ровесниками. Но смотрели как-то иначе и