— Мы вас не ждали так рано, — усаживая нас на свободных лошадей, пояснил Сурай, которого язык не поворачивался назвать дедом. — Да по поселку слух прошел, дескать, в лесу за рекой количество всякой погани подозрительно увеличилось. Вот мы и забеспокоились.

Поскольку Лева после нашего безумного марш-броска пока не мог говорить, благодарность он выразил только неопределенным жестом. Сурай одобрительно похлопал его по плечу, исподволь разглядывая нас с Иваном.

— Как там отец? — имея в виду деда Овтая, спросил Кочемас. — Все сердится?

Лева виновато пожал плечами, трогаясь с места и ведя в поводу моего коня, хотя я держалась в седле уже достаточно уверенно и могла бы, наверное, справиться сама.

— Ну ничего! — примирительно сказал Атямас, в отличие от старших белоголовых братьев уродившийся огненно-рыжим, с выбивавшимися из-под бескозырки кудрявыми вихрами. — Если все у вас получится, авось, помиримся. Мы ему уже и угол отдельный в избе приготовили. А не захочет с нами, уже застолбили место для нового сруба, хотя с землею, сам знаешь, у нас непросто. Все заграбастали себе эти эксплуататорши-царицы. Называется, за что боролись, зачем указы подписывали?

— Да ты ребят не особо обнадеживай, — строго глянул на брата красный комиссар Кочемас.

— А что такое? — кое-как отдышавшись, спросил Лева.

— Да то, что уже половина Серебряного царства вместе с заставой у Калинова моста под Хрустальную гору ушла, — помрачнев, пояснил Сурай. — И даже премудрые царицы не ведают, как с этой напастью справиться. Гора-то все разрастается. У нас тут и без того теснота, но не прогонять же беженцев из Серебряного царства за реку в чисто поле.

— А там именно хрусталь, а не ледник? — решил уточнить Иван, все еще пытавшийся увязать происходящее здесь с привычными естественнонаучными представлениями.

— По виду похоже на ледник, — пояснил Лева. — Только лед там магический. Обычными средствами не растопишь.

— А тут еще этот Змей повадился поля разорять, скот воровать, — добавил, пряча глаза, Кочемас. — Никакого спасу от него нет!

— Какой Змей? — услышав упоминание близкого к его профессии предмета, встрепенулся Иван.

— Известно какой — шестиглавый огнедышащий, — как о чем-то само собой разумеющемся пояснил рыжий Атямас, оставив Ивана столбенеть от изумления, благо его послушный конь шел без дополнительных понуканий.

— Уж что только с ним не делали, — добавил Кочемас. — И ловушки ставили, и из пушек расстреливать пытались, и даже авиацию из Золотого царства привлекали, а все без толку.

Хотя нарисованная моим воображением картина самолетов и пушек, пытающихся уничтожить хтоническое чудовище, слишком напоминала блокбастеры о Годзилле, Кинг-Конге и прочий ширпотреб, я уяснила, что наш путь в Навь усложняется еще одним непредвиденным препятствием. И Лева, судя по всему, пока не знал, как его преодолеть.

Мы проехали еще около километра, когда на нашем пути начали попадаться первые признаки человеческого жилья. В отличие от тихого и пустого, почти стерильного леса, здесь жизнь, если это слово было применимо к славянскому аналогу Элизиума, бурлила, точно в московском метро в часы пик. Застройка Красной слободы, как называлась эта часть Медного царства, напоминала застывший в прошлом-позапрошлом веке, освещаемый газовыми фонарями и керосиновыми лампами старинный провинциальный город вроде Суздаля или Вологды. Каменные особняки, доходные дома и деревенские пятистенки с резными наличниками чередовались с бревенчатыми теремами в три-четыре этажа, в которых, как пояснил дед Сурай, зачастую обитали несколько поколений одной семьи.

Во многих дворах мычали коровы, блеяли овцы и кудахтали, собираясь на ночлег, куры. По-над заборами шныряли шустрые вездесущие кошки, раздражая отчаянно брехавших на цепи собак. Когда одна из шавок, бросившись прямо под копыта, напугала моего коня, так что тот едва не поднялся на дыбы, я не выдержала и повернулась к Леве.

— Откуда тут животные? — спросила я без обиняков. — Ты же говорил, что они все либо возвращаются в наш мир, либо остаются в Прави.

— Так я имел в виду лесных обитателей, — невозмутимо пояснил Лева. — С питомцами и домашней скотиной все сложней. В отличие от людей, чья участь определяется делами в нашем мире и убеждениями, они могут выбирать, и многие преданные создания, вроде лошадей или собак, предпочитают разделить судьбу хозяев. Ты же понимаешь, что в Славь попадают в основном хорошие люди: те, кто оказался недостаточно праведен для Верхнего мира, но кому в Нави среди бесов просто нечего делать. Что же касается кур, коз, свиней и прочей живности, которую тут едят, стригут или доят, то они во многом созданы воображением. Люди цепляются за привычные представления и стараются сохранять уклад и обычаи той жизни, какую вели в нашем мире. С легким налетом идеализации. А кошки, кажется, могут одновременно находиться во всех трех или даже четырех мирах.

Я понимающе кивнула, жалея о том, что не могу прямо сейчас зарыться в мягкий мех мурчащего Тишки. Но, когда радушные хозяева нас потчевали густыми щами со свининой и зажаркой на сале, особой разницы с маминой стряпней не почувствовала. Хотя после походной похлебки, сдобренной подножным кормом, любая домашняя еда показалась бы деликатесом. Впрочем, к тому времени, когда мы добрались до дома Левиной семьи, я едва не валилась с коня, не очень-то осознавая, что вокруг происходит. Не знаю, как мне хватило сил вымыться в натопленной специально к нашему приезду бане, постирать одежду и поесть.

После всех пережитых испытаний я думала, что просплю не менее суток, но поднялась вместе с хозяевами. Помогла жене Сурая, Вере, собрать в курятнике яйца, с некоторым разочарованием не обнаружив золотых. Понаблюдала за тем, как ловко жена Атямаса, Настасья, доит корову. Поработала с ручным сепаратором. Потом, пока женщины собирали завтрак, велев мне отдыхать и набираться сил, села за починку нашей одежды.

Как пояснил Лева, нам предстоял визит в царские хоромы. Да и на улице не стоило выглядеть совсем уж оборванцами, а надевать чужое не хотелось. Хотя ночь я провела в чьей-то накрахмаленной ночной рубашке с натуральным кружевом, нежась на пуховой перине, о которой только вчера мечтала. Застеленная чистыми простынями высокая кровать с подзорами и железной спинкой казалась невероятным ложем Принцессы на Горошине, с той лишь разницей, что меня никто не испытывал. Родные Левы, как и дед Овтай, конечно, ко мне присматривались, но вслух ничего не говорили и даже делали вид, что не замечают наших перемигиваний и сплетенных за ужином под столом пальцев. Да и об утренних поцелуях на сеновале, кажется, узнали только лошади.

Семья Сурая и его братьев по меркам начала прошлого века жила зажиточно и имела крепкое хозяйство. Да и жены,