2. Прежде всего, то соотношение, которое имеет место в гипотетическом суждении, есть необходимость или, иначе говоря, внутреннее субстанциальное тождество при внешней разности в существовании или при взаимном безразличии являющегося бытия; это – некоторое внутренне лежащее в основании тождественное содержание. Обе стороны суждения суть поэтому не некоторое непосредственное бытие, а бытие, удерживаемое в необходимости, следовательно, вместе с тем снятое или лишь являющееся бытие. Далее, как стороны суждения, они относятся между собой как всеобщность и единичность; поэтому одна из них есть сказанное содержание как тотальность условий, а другая – как действительность. Однако безразлично, какая из сторон принимается за всеобщность и какая за единичность. а именно, поскольку условия суть еще внутреннее, абстрактное содержание некоторой действительности, они суть всеобщее, и вступили-то они в действительность лишь через совокупление их в некоторую единичность. и обратно, условия суть единичное, разбросанное явление, которое лишь в действительности приобретает единство и значение, а также имеющее всеобщую значимость наличное бытие.

То более детальное отношение между двумя сторонами гипотетического суждения, которое мы здесь рассматривали как отношение условия к обусловленному, можно, однако, принимать также и за отношение причины и действия, основания и следствия; это здесь безразлично; но отношение обусловленности постольку более соответствует имеющемуся в гипотетическом суждении и умозаключении соотношению, поскольку условие выступает по существу как некоторое безразличное существование, основание же и причина суть, напротив, нечто переходящее [в другое] в силу своей собственной природы; кроме того, условие есть более всеобщее определение, так как оно охватывает собой обе стороны указанных отношений, потому что действие, следствие и так далее суть в такой же мере условия причины, основания и так далее, в какой эти последние суть условия первых.

В гипотетическом умозаключении А есть опосредствующее бытие, поскольку оно, во-первых, есть некоторое непосредственное бытие, некоторая безразличная действительность; но, во-вторых, поскольку оно в такой же мере выступает и как некоторое в самом себе случайное, снимающее себя бытие. То, что переводит условия в действительность того нового образа, условиями которого они являются, это – то обстоятельство, что они суть не бытие в смысле абстрактного непосредственного бытия, а бытие в его понятии, ближайшим образом становление; но так как понятие уже не есть переход, то они суть, говоря более определенно, единичность как соотносящееся с собой отрицательное единство. Условия представляют собой некоторый разбросанный материал, ожидающий и требующий своего применения; эта отрицательность есть опосредствующее, представляет собой свободное единство понятия. Она определяет себя как деятельность, так как этот средний термин есть противоречие между объективной всеобщностью (или тотальностью тождественного содержания) и безразличной непосредственностью. Поэтому указанный средний термин есть уже не только внутренняя, но сущая необходимость; объективная всеобщность содержит в себе соотношение с самой собой как простую непосредственность, как бытие. В категорическом умозаключении этот момент есть ближайшим образом определение крайних терминов; но по отношению к объективной всеобщности среднего термина он определяет себя как случайность и тем самым как нечто лишь положенное, а также и снятое, т. е. возвратившееся в понятие или в средний термин как в единство, каковой средний термин сам в своей объективности есть теперь также и бытие.

Заключение – «следовательно, В есть» – выражает собой то же противоречие, а именно, что В есть некоторое непосредственно сущее, но вместе с тем имеет бытие через некоторое другое или опосредствованно[61]. По своей форме оно есть поэтому то же самое понятие, которым является средний термин. Оно лишь отличается от него, как необходимое от необходимости, отличается совершенно поверхностным образом в форме единичности, противостоящей всеобщности. Абсолютное содержаниеА и В одно и то же; это – лишь два различных названия одной и той же основы, которыми пользуется представление, поскольку оно фиксирует явление разных образов наличного бытия и отличает от необходимого его необходимость; но если бы эта последняя была отделена от В, то В не было бы необходимым. Тут, стало быть, имеется тождество опосредствующего и опосредствованного[62].

3. Гипотетическое умозаключение изображает ближайшим образом необходимое соотношение как связь через форму или отрицательное единство, подобно тому как категорическое умозаключение через положительное единство изображало плотное содержание, объективную всеобщность. Но необходимость конденсируется в необходимое; формальная деятельность перевода обусловливающей действительности в обусловленную есть в себе то единство, в котором определенности противоположности, перед тем превратившиеся в свободное, безразличное наличное бытие, сняты и различие между А и В стало пустым словом. Она есть поэтому рефлектированное в себя единство, тем самым некоторое тождественное содержание, и притом не только в себе, но это также и положено в рассматриваемом умозаключении, так как бытие А есть вместе с тем и не его собственное бытие, а бытие В и наоборот, вообще бытие одного есть бытие другое, и в заключении непосредственное бытие или безразличная определенность прямо выступает как опосредствованная определенность, следовательно, внешность сняла себя, и ее ушедшее внутрь себя единство положено.

Опосредствование умозаключения определило себя в силу этого как единичность, непосредственность и как соотносящуюся с собой отрицательность или, иначе говоря, как различающее себя и выходящее из этого различения, концентрирующее себя внутрь себя тождество, – как абсолютную форму, и именно в силу этого – как объективную всеобщность, тождественное с собой содержание. В этом определении умозаключение есть разделительное умозаключение.

Подобно тому как гипотетическое умозаключение подчинено вообще схеме второй фигуры В – Е – О, так разделительное умозаключение подчинено схеме третьей фигуры формального умозаключения Е – В – О. Но средний термин есть здесь наполненная формой всеобщность; он определил себя как тотальность, как развернутую объективную всеобщность. Средний термин есть поэтому столь же всеобщность, сколь и особенность и единичность. Как всеобщность он есть, во-первых, субстанциальное тождество рода, но, во-вторых, такое тождество, в которое вобрана особенность, но как равная ему, следовательно, как всеобщая сфера, содержащая свое целокупное разложение на особенности; это – род, разложенный на свои виды – такое А, которое есть как В, так и С, так и D. Но разложение на особенности, как различение, есть в такой же мере и «либо – либо» наших В, С и D, отрицательное единство, взаимное исключение определений. Далее, это исключение есть не только взаимное, и определение не есть только относительное, но столь же существенным образом и соотносящееся с собой определение; особенное как единичность, с исключением других.