Или также:

А есть субъект не только в обеих посылках, но и в заключении. В первой посылке А есть всеобщее, а в своем предикате оно есть разложенная на тотальность своих особенностей, своих видов, всеобщая сфера; во второй посылке А выступает как определенное или как некоторый вид; в заключении оно положено как исключающая, единичная определенность. Или же оно уже в меньшей посылке положено как исключающая единичность, а в заключении оно положено положительно как то определенное, что оно есть.

Стало быть, то, что здесь вообще выступает как опосредствованное, это всеобщность нашего А, которая опосредствована с его единичностью. Опосредствующим же служит это же А, которое составляет всеобщую сферу своих обособлений и определено как некоторое единичное. Таким образом, то, что является истиной гипотетического умозаключения, единство опосредствующего и опосредствованного, положено в разделительном умозаключении, которое поэтому вместе с тем уже и не есть умозаключение. а именно средний термин, который положен в нем как тотальность понятия, сам содержит в себе оба крайних термина в их полной определенности. Крайние термины в их отличии от этого среднего термина выступают только как некоторая положенность, которая уже больше не обладает никакой собственной, особо ей принадлежащей определенностью по сравнению со средним термином.

Если рассматривать сказанное, принимая более определенно в соображение гипотетическое умозаключение, то оказывается, что в последнем имелось некоторое субстанциальное тождество, как внутренняя связь необходимости, и некоторое, отличное от него, отрицательное единство, – именно, деятельность или форма, переводившая одно наличное бытие в другое. Разделительному же умозаключению свойственно вообще определение всеобщности; его средним термином служит A, как род и как совершенно определенное; в силу этого единства вышеуказанное субстанциальное содержание, прежде бывшее внутренним, теперь также и положено, и, обратно, положенность или форма есть уже не внешнее отрицательное единство по отношению к некоторому безразличному наличному бытию, но тождественна с тем плотным содержанием. Все формальное определение понятия положено в своем определенном различии и вместе с тем в простом тождестве понятия.

Этим снял себя теперь формализм процесса умозаключения, и, стало быть, сняла себя также и субъективность умозаключения и понятия вообще. Это формальное или субъективное состояло в том, что опосредствующим для крайних терминов служит понятие как абстрактное определение, и потому оно отлично от самих этих крайних терминов, чье единство оно составляет. Напротив, в завершении умозаключения, когда объективная всеобщность положена вместе с тем и как тотальность определений формы, различие опосредствующего и опосредствованного отпало. То, что опосредствовано, само есть «существенный момент своего опосредствующего, и каждый момент выступает как тотальность опосредствованных.

Фигуры умозаключения представляют каждую определенность понятия в отдельности как средний термин, который вместе с тем есть понятие как долженствование, как требование, чтобы опосредствующее было тотальностью понятия. Разные же роды умозаключения представляют собой ступени наполнения или конкретизации среднего термина. В формальном умозаключении средний термин полагается как тотальность лишь тем путем, что все определенности, но каждая в отдельности, выполняют поочередно функцию опосредствования. В умозаключениях рефлексии средний термин выступает как единство, внешним образом охватывающее собой определения крайних терминов. В умозаключении необходимости он определил себя так, что стал столь же развернутым и целостным, сколь и простым единством, и этим форма умозаключения, состоявшего в различии среднего термина от его крайних терминов, сняла себя.

Тем самым понятие вообще реализовалось; выражаясь определеннее, оно приобрело такую реальность, которая есть объективность. Ближайшая реальность состояла в том, что понятие, как отрицательное внутри себя единство, расщепляет себя и как суждение полагает свои определения в определенном и безразличном различии, а в умозаключении противопоставляет им само себя. Если оно здесь, таким образом, еще есть внутреннее этой своей внешности, то через ход развития умозаключений эта внешность уравнивается с внутренним единством; разные определения через опосредствование, в котором они оказываются чем-то единым первоначально лишь в некотором третьем, теперь возвращаются в это единство, и внешность тем самым на самой себе выявляет понятие, которое поэтому точно так же уже больше не отличается от нее как внутреннее единство.

Но и, наоборот, указанное определение понятия, которое мы только что рассматривали как реальность, есть в такой же мере и некоторая положенность. Ибо не только в этом результате истиной понятия оказалось тождество его внутренности и внешности, но уже и в суждении моменты понятия даже в своем безразличии друг к другу остаются все же такими определениями, которые имеют значение лишь в своем соотношении друг с другом. Умозаключение есть опосредствование, полное понятие в своей положенности. Его движение есть снятие этого опосредствования, в котором ничто не есть само по себе, а каждое определение имеет бытие лишь через посредство некоторого другого. Поэтому как результат получается некоторая непосредственность, происшедшая через снятие опосредствования, некоторое бытие, которое вместе с тем тождественно с опосредствованием и есть понятие, создавшее само себя из своего инобытия и в своем инобытии. Это бытие есть поэтому некоторая вещь, сущая в себе и для себя, – объективность.

В первой книге объективной логики абстрактное бытие было изображено как переходящее в наличное бытие, но также и возвращающееся в сущность. Во второй книге мы видели, что сущность определяет себя так, что становится основанием, в силу этого вступает в существование и реализует себя в виде субстанции, но снова возвращается в понятие. Относительно же понятия мы прежде всего показали, что оно определяет себя так, что становится объективностью. Само собой явствует, что этот последний переход по своему определению тождественен с тем, что в прежнее время выступало в метафизике как умозаключение от понятия, а именно от понятия Бога к его существованию или как так называемое онтологическое доказательство бытия Божия. Известно также, что возвышеннейшая мысль Декарта, согласно которой Бог есть то, понятие чего заключает в себе Его бытие, после того как она опустилась до плохой формы формального умозаключения, а именно до формы упомянутого доказательства, была в конце концов побеждена критикой разума и той мыслью, что невозможно выколупать существование из понятия. Кое-что из касающегося этого доказательства было рассмотрено уже ранее. В первом отделе, на стр. 67–72, трактуя о том, что бытие исчезло в своей ближайшей противоположности – в небытии, и что истиной обоих оказалось становление, мы обратили внимание читателя на смешение, получающееся в том случае, когда, говоря о каком-нибудь определенном наличном бытии, фиксируют не его бытие, а его определенное содержание и потому воображают, что если такое-то определенное содержание (например, сто талеров) сравнивается с некоторым другим определенным содержанием (например, с контекстом моего восприятия, с состоянием моего имущества) и при этом обнаруживается различие между тем случаем, когда первое содержание прибавляется ко второму, и тем случаем, когда оно не прибавляется ко второму, то здесь речь идет якобы о различии бытия и небытия или даже о различии бытия и понятия. Далее, мы там же, на стр. 95, и во второй части, на стр. 462, осветили встречающееся в онтологическом доказательстве определение совокупности всех реальностей. Но существенного предмета этого доказательства, т. е. связи понятия и существования, касается только что законченное рассмотрение понятия и всего хода развития, через который оно определяет себя к объективности. Понятие, как абсолютно тождественная с собой отрицательность, есть определяющее само себя; выше мы указали, что уже поскольку оно раскрывается в единичности, чтобы стать суждением, оно полагает себя как реальное, сущее; эта еще абстрактная реальность завершает себя в объективности.