Дня 23. Наступил день отъезда в Вологду всех, остававшихся в Ярославле. Перед тем, как мы тронулись в дорогу, нас встревожили, захотев отобрать наше оружие. Услышав об этом, мы поклялись друг другу и присягнули на том, что отдадим его только ценою жизни.

Когда стали выезжать, объявили мы, что вышлем вперед к перевозу подводы и “москву”, а сами пойдем пешком с нашим оружием, и пусть нам никто не дает повода поднимать его. И другое — что все мы водном судне переправимся. Все это позволили сделать в соответствии с нашим решением. Мы же, вручив себя в руки Бога, выслали возы с подводчиками и пошли десятками с оружием к перевозу, потому что переправа была далеко. Во время нашего отъезда немного было мира, затем всем было приказано выйти, и они сидели на валах и по берегам реки до тех пор, пока мы счастливо не переправились. Также выпустили и послали с нами тех, кто находился за приставами, а именно: пана Конецкого, пахолика его и мальчика пана Запорского. Таким образом, отчалив от берега, поблагодарили мы за хлеб и за соль трубными звуками и киданием шапок. И многие опешили от такой опасности: “Не литовские ли люди наступают?” Ночевали мы тут же, за перевозом, в таборе, туда к нам пришли вести, что взят город Переславль и войска готовятся идти под Ярославль. И что ярославцы, отправив нас, поспешили рыть окопы и укреплять город.

Дня 24. В день святого Яна, когда мы уже двинулись в путь, было какое-то замешательство в городе. Затем задержался Третьяк, наш новый пристав, так что мы его ждали до полудня. Потом наступил ночлег в яме,[341] в 6 милях. Туда явился гонец пристава с сообщением, что Переславль и Ростов взяты,[342] а Ярославль еще стоит.

Дня 25. Ночлег за царским селом Даниловым, в 6 милях. В этом лагере одна из наших женщин слегла, из-за чего должна была остаться, но на следующий день нас догнала.

Дня 26. Ночлег после очень плохой дороги в яме, в 6 милях. А ямом называют каждое село, в котором меняют подводы. Порядок же такой, что за один час представят несколько сот подвод. Но это из-за необыкновенной жестокости, с которой относятся к мужикам, ибо, когда замешкаются, то их карают: поставят рядом всех мужиков и, зайдя с конца, три человека палками по три раза ударяют каждый своего мужика и стегают их бичом по ногам. А обойдя ряд, снова то же повторяют, до тех пор, пока не будет подвод. В той дороге сопровождающие изображали перед крестьянами, что нас пленили на войне. Но они этому не верили, видя, что мы идем с оружием.

Дня 27. Ночлег также милях в 6, в яме.

Дня 28. В 8 милях встали лагерем у реки Оркши.

Дня 29. В 4 милях встали лагерем под Вологдой. Там советовались мы между собою, особенно по поводу того, что, как нам сказали, вологжане нас в город свой принимать не хотели.

Дня 30. После долгих препирательств с нашими приставами здешний воевода[343] приказал нас все-таки проводить до назначенных дворов. Но мы не хотели идти, требуя, чтобы несколько наших поехали вперед и осмотрели их, и расписали квартиры. Когда они не захотели позволить этого, мы решили настоять на своем и отказались ехать, расположившись лагерем там, где остановились. Только узнав об этом, они позволили сделать, как мы требовали.

Получив разрешение, поехало четверо наших вперед и распределило квартиры на трех дворах, которые располагались поодаль от города, в отдельной слободе. Один двор построен был и обнесен таким высоким забором, что только небо да земля, на которой он стоит, видны были. Возле него два двора, взятые у их хозяев. Итак, въезжали все мы неохотно. На первом дворе прежде наши жили, которых от нас из Ярославля забрали, а перед нашим приездом выслали отсюда в Устюжну Железопольскую. Немало их предалось на царское имя, а именно: князь Воронецкий, Солтан Старший, Добецкий, Домарацкий, портной Папроцкий, которого взяли в столичный город Москву для писания писем, других имен мы не знали. Этих под присмотром приставов там же держали, давая им кормовых денег в день по копейке, то есть по грошу.[344] Из их числа двое к нам убежали, а двух догнали (как передавали) и посадили под стражу.

Положение наше в Вологде было таково: город тот несравнимо меньше и, несомненно, гораздо хуже, чем Ярославль. Крепость расположена отдельно, обороноспособность ее не может сравниться с той, что описана в Космографии.[345] Город окружен стеной, но недостроенной и не пригодной для защиты. Стену эту, как слышно было, строили наши поляки, которых взяли в плен на войне. Было их 400 человек. Но всех их до одного потом убили за то только, что они пару телят съели. Вскоре после этого часть города сгорела, и жители написали жалобу на них царю, утверждая, что это явно их Бог покарал за воровской поступок. Услышав о том, разгневанный царь приказал своим приговором перебить пленников.

Река Вологда невелика, течет под городом. От нее кругом идет овраг, который окружает другую сторону города, воду, текущую в том овраге, называют Золотухой. Поселение расположено в такой низине, что едва заступом, раз или два, ударишь по земле, сразу появляется вода.

Раздел 7

Июль

Дня 1. От самого пристава (помимо других вестников) пришло секретное известие, что город Ярославль взят.[346] А случилось это по той причине, что, когда один из наших сказал в его присутствии, что понимает дело, пристав, поверив ему, стал тщательно расспрашивать и осведомляться у него об отдельных вещах. Некоторые из них он угадал, так как его уже известили его секретари, упомянул также мимоходом о Ярославле, говоря, что “видел я, как ему худо приходится”. И после этого пристав рассказал ему, когда и как взяли город. Однако же мы этому не поверили, хорошо зная об их изощренном коварстве в поступках и речах, а потому не придавали значения этой вести. Гораздо больше беспокоились мы о еде, когда нам ее не давали.

Когда пристав наш напомнил об этом, воевода сказал ему, что “и без „литвы“ здесь хватало забот, привезли нам ересь и разврат”. Мы же передали приставам: “Либо дайте нашу пищу, либо отправьте назад, либо объявите, что собираетесь с нами делать. Ибо мы не собираемся здесь терпеть