Миссис Олдуинкл указала на мраморную глыбу.

– Только вообразите, что мог бы создать из нее Микеланджело, – сказала она. А потом, заметив, что в указующей руке по-прежнему держит серебряную фляжку, посчитала нужным проявить заботу обо мне. – Уверены, что вам не нужно отхлебнуть немного бренди? – спросила она, склоняясь ко мне.

Два синих сигнала тревоги засияли мне прямо в лицо. От ее одежды исходил запах, в котором ощущалась примесь серой амбры. Изо рта несло гелиотропными леденцами для освежения дыхания. Но даже это меня не насторожило. Я не собирался никуда бежать. Тупые белые быки соображали в тот момент гораздо лучше, чем я.

Мы продолжали свой путь. Холмы постепенно приближались. Более отдаленные вершины из чистого песчаника теперь уже не были видны за поросшими лесом склонами. Исполненный глубочайшего довольства, я смотрел на этот почти горный пейзаж.

– Красиво! – сказал я.

Миссис Олдуинкл восприняла мои слова как комплимент в свой адрес.

– Я очень рада, что вы так думаете. Это чертовски… – отозвалась она тоном писателя, которому вы только что сказали, что чтение его последней книги доставило вам истинное наслаждение.

Мы подъезжали к подножию холмов, и они становились все величественнее, грозя преградить нам путь сплошной стеной. Но вскоре барьер неожиданно расступился перед нами, и, как в огромные ворота, мы въехали в долину, которая извилисто поднималась еще выше. Дорога теперь тянулась вдоль русла горной речки. По правую руку от нас мраморный карьер оставил в склоне холма огромный шрам на сотни футов. Гребень горы зарос соснами. Прямые и стройные стволы вздымались на тридцать футов без единой ветки, зато на самом верху их широкие и плоские хвойные кроны образовывали единый тонкий силуэт. Между ним и каменным склоном холма проглядывала полоса неба, почти не закрытая голыми стволами.

Мы ехали дальше. Шоссе вскоре сузилось и перешло в грязноватую и тесную улочку небольшого городка. Машина медленно двигалась вперед, часто подавая звуковые сигналы.

– Вецца, – пояснила миссис Олдуинкл. – Микеланджело приезжал сюда, чтобы выбрать мрамор.

– В самом деле? – Мне было приятно это слышать.

Над витриной большого магазина, заполненной белыми крестами, обломками колонн и статуями, я прочитал название: «Англо-американская фирма надгробий». С узкой улочки мы свернули на набережную. Противоположный берег резко вздымался вверх.

– Вот он! – торжествующе воскликнула миссис Олдуинкл, когда мы пересекали мост. – Вот мой дом.

С вершины холма вниз смотрел всеми двадцатью окнами удлиненный фасад; высоченная башня упиралась в небо.

– Этот дворец был построен в 1630 году, – сообщила она.

Мне даже лекция по истории доставила удовольствие.

Мы переехали на другую сторону моста, а затем замысловатым серпантином дорога повела нас в подъем через такие густые заросли олив, что они казались настоящим лесом. Крутой, поросший травой склон был разбит на бесчисленные мелкие террасы, на которых и высадили в свое время деревья. В серой прозрачной тени растений паслись небольшие стада овец. Босоногие дети подбегали к обочине дороги, чтобы посмотреть, как мы проедем мимо.

– Мне нравится думать о том, какими они были, эти княжеские дворы, – говорила миссис Олдуинкл. – Нечто вроде этого аббатства… Аббатства. – Фляжка с бренди от нетерпения затряслась в ее руке. – Ну, вы знаете… В Тингуми.

– Вы имеете в виду аббатство Телема? – уточнил я.

– Точно. Уединенный приют, где люди смогли бы вести интеллигентный образ жизни. Именно в нечто подобное я хотела бы превратить этот дом. И я рада, что случайно повстречала вас. Вы из числа тех людей, кого я хотела бы здесь видеть.

Она снова склонилась вперед, улыбаясь и сверкая глазами. Но даже перспектива попасть в аббатство Телема не отпугнула меня.

Машина въехала в просторные ворота. Я успел разглядеть широкую лестницу, которая мимо рядов кипарисов несколькими уступами вела к резной двери по центру фасада. Потом дорога сделала очередной вираж, автомобиль вписался в него, и вид пропал. По усаженному остролистниками участку мы обогнули холм пологой траекторией и подъехали к дому с одного из углов. Закончили путь на обширной площади, куда выходила более короткая копия величественного фасада. Отсюда лестница в форме подковы двумя изгибами поднималась к высокой и очень помпезной, но гостеприимно манящей двери, над которой был вывешен герб. Автомобиль остановился.

И как раз вовремя, как я замечаю, заново перечитывая написанное. Мало что может так наскучить и одновременно принести столь ничтожную пользу, как литературные описания. Сам автор может находить хоть какое-то удовлетворение в процессе поиска нужных ему выразительных слов. Увлеченный погоней за ними, он несется вперед, забывая о бедных читателях. А те плетутся по его перегруженному деталями и вязкому, как глина, тексту, напоминая отставших охотников, вечно пропускающих важные события. Писатели в большинстве своем сами что-то читают, хотя я, вероятно, должен сделать здесь исключение для тех своих коллег, кто специализируется на книгах о природе. Уж они-то не могут не знать, какой ужас – читать описания пейзажей. Но и это не удерживает их, чтобы не вывалить на других все, от чего пострадали сами. Вот почему я иногда думаю, что многими литераторами движет желание отыграться на ком-то и отомстить за собственные муки.

Остальные гости миссис Олдуинкл уже прибыли и дожидались нас. Я был представлен, и они показались мне очаровательными людьми. Маленькая племянница поспешила на помощь миссис Олдуинкл; молодой человек, сидевший раньше на веслах лодки, ринулся за племянницей и настоял, чтобы именно он отнес в дом вещи, которые она уже взяла у своей тетушки. Пожилой мужчина, рассуждавший об облаках, с добродушной улыбкой наблюдал за этой сценой. Однако другой человек с седой бородой, казалось, воспринимал происходившее с неодобрением. Молодая леди, сожалевшая о белизне своих ног, оказалась моей известной коллегой, мисс Мэри Триплау. На ней теперь было узкое зеленое платье с белым отложным воротничком, белыми запонками и пуговицами. В нем она выглядела, как актриса, играющая роль школьницы в оперетте Оффенбаха. Рядом с ней стоял загорелый молодой человек.

Я выбрался из машины, отказался от предложенной помощи и самостоятельно сумел (хотя и на нетвердых ногах – отрицать не буду) подняться по ступеням.

– Какое-то время вам необходимо соблюдать осторожность, – произнесла миссис Олдуинкл с материнской заботой. – Но вот и они, – добавила она, делая жест в сторону анфилады пустых залов, вход в которую мы только что миновали. – Это бывшие княжеские апартаменты.

Затем мы прошли через дом в обширный квадратный двор, окруженный с трех сторон постройками, а с четвертой была воздвигнута арка, обращенная к вершине холма. На пьедестале в центре двора стояла мраморная статуя почти в человеческий рост, изображавшая, как пояснила хозяйка, предпоследнего князя Масса-Каррара в удлиненном парике, в кожаном римском килте, обутого в котурны, чью грудь защищал панцирь с изображением головы Горгоны в центре и маленьким углублением, обозначавшим место для пупка на полированной поверхности в области живота. С выражением лица человека, который вот-вот собирается открыть вам потрясающий секрет, кому не терпится сделать это как можно скорее и самому получить удовольствие от вашего изумления, миссис Олдуинкл с улыбкой подвела меня к подножию монумента.