— Если тебе не хочется идти со мной, я пойду одна.

— Ты сердишься?

— Ну что ты? Сегодня было так интересно, как никогда. Этот Йоэлис…

Легко и беззаботно она стала рассказывать о том, что ей говорил Йоэлис и что она ему отвечала, о том, какой он остроумный. Она говорила без умолку и только на полпути заметила, что Янка, погруженный в свои мысли, не слушает ее. Она замолчала, веселье ее как рукой сняло. А он — он позволял ей следовать за собой, словно тени, и, казалось, не замечал ее присутствия. Возможно, он ее и на самом деле не замечал. На перекрестке Айя остановилась.

— Ну, мне пора домой. Ты дальше со мной не пойдешь?..

Он рассеянно протянул ей на прощание руку.

— Ты завтра не придешь к нам? — спросила опять Айя, и голос ее стал каким-то чужим.

— Не знаю, смогу ли…

— Вернее всего, ты никогда уже не придешь… — она отвернулась.

Янка не ответил.

— Я знаю, у тебя есть другая. Ты думаешь о ней. Скажи, разве не так?

— Да.

— И кто же она?

— Ты ее не знаешь.

Янка еще раз пожал руку Айе и ушел не оглядываясь, жестокий, как зверь. Все его чувства принадлежали той, далекой. Для этой у него не оставалось даже капельки чувства.

Те же самые звезды, которые теперь мерцали над заснеженной тайгой, в эту минуту сияли и над долиной Казанды. Там была Лаура. И под этими же звездами на узкой лесной тропинке в снегу, прислонившись к столетней ели, стояла Айя. О далекой, невидимой думал тот, кто ушел, чтобы никогда не возвращаться. Никто не слышал всхлипываний Айи, не замечал ее присутствия, кроме разве какой-нибудь продрогшей, испуганной птицы. И сама она походила на оставшуюся на севере замерзающую птицу. Она не нужна была ему.

4

В феврале состоялась свадьба Эльзы Зитар с Сашей Шамшуриным. Чесноковского попа расстреляли во время наступления Черняева, и молодым пришлось ограничиться гражданской церемонией в волостном загсе. Но независимо от этого свадьбу следовало отпраздновать пышно, солидно, как и полагалось первому богачу в Чеснокове. Наготовили несколько ведер самогона, Зитар сварил пиво, а Саша Шамшурин зарезал для свадебного стола большого борова и быка-двухлетку.

На торжество собрался полный дом народу; из латышей — вся семья Зитаров, Бренгулис с женой и председатель сельского Совета Зилум. Жених, помимо родни, пригласил своих ближайших товарищей и всех наиболее видных людей, в том числе теперешнего председателя волостного исполнительного комитета Хазарова. Хазаров был известный человек, глава всей огромной волости, охватывавшей четырнадцать больших деревень и несколько таежных поселков. Это был лучший друг Саши Шамшурина, наполовину русский, наполовину татарин. Во время наступления Черняева он, бывший фельдфебель, присоединился к партизанам и участвовал в боях. Хазаров был маленького роста, обладал мягким голосом и всегда приятно улыбался, по его боялись как огня все кулаки волости. При Колчаке Саша Шамшурин два раза спасал его от ареста и отправки в Ануй, своевременно предупреждая о грозившей опасности. Хазаров не забыл этой услуги: только благодаря ему Сашу не расстреляли вместе со старым Шамшуриным и не конфисковали его имущество.

На второй день свадьбы гости сели в пароконные сани, и началась бешеная езда по окрестным деревням. Разукрашенные кони с колокольчиками и бубенцами под крики свадебной ватаги неслись по деревенским улицам. Встречные заблаговременно сворачивали с дороги; кто был недостаточно поворотлив, тех сталкивали в сугроб. Загнав лошадей до пены, гости под вечер прискакали назад в Чесноково.

Следующее лето 1920 года не принесло жителям села Бренгули ничего нового. Кто сколько сумел до сих пор приобрести, тот с тем и оставался. К новым достижениям беженцы не стремились. Большинство из тех, кто построил новые дома, начали привыкать к мысли, что они остаются в Сибири. Другие жадно ловили всякий слух о Латвии и мечтали о возвращении на родину. Они походили на перелетных птиц, ожидающих весну: чувствовали себя здесь временными жильцами и не вили гнезд.

— Зачем строиться, если все придется оставить? — оправдывали они себя.

К середине лета пронеслись слухи, что латышских беженцев скоро повезут обратно на родину. Пришло даже распоряжение зарегистрировать всех, кто желает уехать. Как это взволновало село! Как все оживилось! Кое-кто из наиболее нетерпеливых начал уже собираться в дорогу — резал свиней, коптил свинину, искал покупателей на поля и постройки. Позднее выяснилось, что регистрация проводилась лишь для статистики и об отъезде нечего еще и думать. И опять потянулось время, полное неясных надежд и неизвестности. Люди снова попрятались по лесным уголкам, косили сено, собирали хмель и с нетерпением ожидали возвращения из города каждого соседа, чтобы узнать, не слышно ли чего о реэвакуации.

А жизнь тем временем становилась все тяжелее. Старую одежду сносили или продали, новую купить было негде. На одежде жителей тайги появлялось все больше заплат. Дети росли без школы, взрослая молодежь не торопилась начинать самостоятельную семейную жизнь: за три года в поселке не возникла ни одна новая семья и не родился ни один ребенок.

Подошла осень. Как и в прошлые годы, сразу после уборки урожая крестьяне открыли ворота выгонов и дали скотине возможность пастись на свободе. Скотина, наголодавшаяся на обглоданных до земли выгонах, рвалась в тайгу, где было полно сочной, вкусной травы. Коровы, овцы и лошади, большими стадами и поодиночке, без всякого присмотра бродили по лесу. Иногда они доходили до гари и забредали еще дальше в чащу. Многих из них растерзали здесь волки, которые по вечерам давали о себе знать протяжным завыванием.

Эрнест Зитар не мог переносить все это спокойно. Если бы его родные были настоящими людьми и понимали толк в молодом бычке или хорошо откормленном баране! Но попробуй заговори с ними! Они как собаки накинутся на тебя, и волей-неволей придется замолчать и с грустью смотреть на то, как добыча уходит из рук.

Нет, этого Эрнест не в силах был перенести. Убедившись, что дома поддержки не найти, он стал искать ее в другом месте. И нашел. Первой жертвой его ножа пал большой баран. Эрнест отнес его к Зариене и получил самую горячую благодарность. Потом подошла очередь двух подсвинков. Они были зарезаны и засолены на зиму. Удачное начало вдохновило Эрнеста на более крупные дела. Он обещал Зариене обеспечить ее мясом на всю зиму. Уже несколько дней в тайге, около гари, бродил одинокий бык. Он пытался было примкнуть к стаду Зитаров, но маленькая Эльга, пасшая стадо, всегда отгоняла его прочь. Тогда он оставил попытки и стал пастись один. Никто