Женька — человек бесценный. Его любопытство может сравниться только с его же говорливостью. Мой приятель знает всё, везде и про всех, став для меня отличным источником информации. Хандра по поводу сомнительных результатов экзамена уступает место предвкушению.

В первом доме с массивными железными воротами нам даже не открывают. Сначала облаивает кто-то солидный, размером не меньше алабая или кавказца, а потом покрывают матом дребезжащим старушечьим голосом.

Во втором усталая женщина в бигудях сообщает что: "укатил куда-то окаянный, день и ночь на своей тарахтелке носится". Мы делаем вывод, что владелец свою технику активно эксплуатирует, и вряд ли будет готов ей делиться.

Везёт нам, как в русской народной сказке, на третий раз. Идти приходится далеко, на само Заречье. Створка ворот приоткрыта. Сторожевых шариков и прочих кабыздохов не наблюдается.

Колоритного вида бородатый мужик в холщовой жилетке на голое тело любовно драит огромный чёрный Урал с коляской. Память подсказывает мне, что байкеров в ту пору в СССР не было, а любители погонять без шлемов и без прав назывались "рокерами". Но владелец Урала явно опередил время. Нарядить его в кожу, намотать на голову бандану и выйдет натуральный "Ангел Ада".

— Вы к кому, шпана?! — громогласно, но без особой злобы интересуется бородатый.

— Слышал, у вас мопед есть, — говорю.

— Есть, — радостно соглашается он, — только я малость из него вырос.

Глядя на его габариты, в это легко поверить.

— А вам зачем? — интересуется мужик.

— Одолжить хотим. На взаимовыгодных условиях.

— Гоняйте! — бородатый ухмыляется и кивает куда-то в сторону.

— Вот блин, — вырывается у Женьки.

Мне становится понятно его веселье.

Мопед, действительно, есть. Только погонять на нём в ближайшее время не получится. Поскольку двигатель его лежит отдельно, на бережно подстеленной газете "Советский Спорт".

— А что с ним?!

— Движок сбоит, — делится бородатый. — И глохнет. Год назад брательник катался, так и бросил. Перебрать надо, да никак руки не доходят.

Судя по его лицу, место мопеда в сердце бородатого заняла новая любовь. Мощная, да ещё и с люлькой. А мопед всё стоит и на совесть капает.

— А если починим, можно будет взять в пользование? — спрашиваю.

— Бери, — машет он рукой, — бензин залей и катайся.

С виду мопед мне очень нравится. Широкие колёса, каплевидный бензобак, основательное сиденье, на котором спокойно уместятся два человека. В моей памяти осталась "Рига", больше похожая на велосипед с моторчиком. А это настоящий маленький мотоцикл.

— Алик, ну его, — толкает меня Женька, — Ты забыл, как мы у тёть Маши будильник чинили?

Это он мою маму имеет в виду. В Берёзове все знакомые взрослые числятся по категории "дяди" и "тёти".

— Как? — откровенно кошу под дурака.

— Разобрать-то мы его разобрали, — говорит, — и собрали потом, тоже. Только половина деталей остались "лишними". И звенеть он тоже перестал.

— Но ходил же! — делаю вид, что вспомнил.

— Да, но задом наперёд!

— Не ссы! — пытаюсь вдохнуть в компаньона уверенность, — я про такие двигатели в "Юном Технике" читал. Там ничего сложного.

— В тот раз ты тоже так говорил, — вздыхает Женька.

Мужик следит за нашим диалогом с интересом, но не встревает.

— Можно движок с собой взять? — говорю, — у меня инструмент дома.

— Да я тебе свой дам, — хитро щурится мужик.

— Мне своим сподручнее, — отвечаю, — я сегодня верну.

— Смотри мне, — он грозит пальцем, — если что, я тебя сам найду. Трепачей на дух не переношу. Взялся — делай! Тем более, что я вас знаю. Вы с Лидкой в одном классе учитесь.

Слава моей модели идёт впереди неё. Автограф что ли попросить у самой известной девушки в Берёзове?

— Ой-ёёёё… — тянет Женька, когда мы выходим на улицу, — на фига ты в это ввязался? Это ж Макса старший брат. Макс дурной, а тот в пять раз дурнее. Макс говорил, он на ферме забойщиком работает. Кувалдой быков прямо в лобешник бьёт!

—Детский сад, — говорю, — никто уже быков кувалдой не бьёт. А нахрена ты сюда нас привёл, тогда?

— Да я и забыл, что у вас с Максом контры, —Женька моргает светлыми ресницами, — да и не думаю, что Лидка про тебя всем докладывается. Ну, если мы эту штуковину не починим...

— Жень, — говорю, — так что ты там говорил про флягу самогона?

* * *

— Кто ж его изговнял то так? — сокрушается дядя Миша.

— Это не мы, — таращит глаза Женька, — это нас друг попросил…

Дядя Миша ударяет молотком по отвёртке и отколупывает ещё одну детальку от миниатюрного двигателя. Бульк! Она отправляется в ведёрко с керосином. Познакомились мы с ним пятнадцать минут назад, но уже стали лучшими друзьями.

Когда мы пришли, дядя Миша перебирал двигатель на тракторе "Белорусь". Встретил он нас недружелюбно. Но трёхлитровая банка, в которой сиял на солнце нежно-розовый первач в корне поменяла его приоритеты.

Универсальная валюта обошлась мне в пять рублей. Меньше, чем две бутылки водки. Не зря водку на селе считали "барством". Женька знал все адреса, явки и пароли. Мне оставалось только постоять на крыльце, пока он совершал сделку за закрытыми дверями.

Самогон кисло пах тестом, мокрой соломой и выдержанным вискарём. Дядя Миша затребовал аванс величиной в полстакана, и теперь благоухал, как шотландский лорд.

Прямо возле Заречья, прилегая к нему длинным забором, находилась бывшая МТС, а ныне РТС. Ремонтно-тракторная станция колхоза "Заря Коммунизма". Здесь содержали и чинили сельхозтехнику, а, значит, должны были трудиться умельцы, способные перебрать двигатель от мопеда лучше, чем двое десятиклассников.

Дяде Мише далеко за пятьдесят. У него крупные ладони с длинными пальцами пианиста. В них навеки въелась моторная копоть и масло. На голове примятая засаленная кепка, из-под которой торчит мясистый нос картошкой.

— Закоптили движок, — сообщает он, — видать, масло было говённое, кхе-кхе-кхе, — это он так смеётся. — А где его другое возьмёшь?

Он достаёт из керосина все детали по одной, бережно протирает их ветошью и соединяет обратно.

— От этого не заводится? — уточняю.

— Нет, —говорит слесарь, — но от этого сбоить может. А беда в карбюраторе. И жиклёр засорился, и прокладка похерилась, видали? — он показывает нам крохотный резиновый