где машина? Вот эта, — она помахала фотографией перед носом взъерошенной хозяйки.

— Не знаю, — Наталья пожала плечами, — Женька продал кому-то.

— Давно? И кому? — Юмашева подъехала вместе со стулом ближе к раковине, боясь пропустить хоть одно слово. Льющаяся из крана вода заглушала орущий приемник, висевший между кухней и ванной комнатой.

— Не знаю, сказала же, что не знаю. Ездил на «Ниве» по доверенности, потом продал за смешные деньги. Не хочу даже говорить об этом. — Наталья Леонидовна прикрутила кран и стряхнула воду с рук. Брызги попали Юмашевой на лицо и куртку.

Гюзель Аркадьевна достала платок и осторожно промокнула капли воды: «Собачья работа, — подумала она, проводя платком по куртке, — хорошо еще, что не облила меня с ног до головы из ведра».

— Придется вам навестить отдел. Мы позвоним.

Юмашева вышла в коридор и оттуда крикнула: «Валеру сегодня Анна Семеновна заберет из школы. Договорились?»

В кухне громко журчала вода, из приемника доносились душераздирающие слова про батяню-комбата, на сковороде шипело масло. Юмашева махнула рукой и вышла за дверь: «Ну их всех, к чертям собачьим, в случае чего вместе с бабкой заберу парня из школы. Или наряд отправлю в школу. Надо бы сейчас успеть к вдове Кучинского». В кармане куртки нежно запиликал мобильный телефон.

— Юмашева. — В трубке послышался чей-то командный окрик, видимо, старшего по званию и должности.

— Срочно прибыть в управление! Немедленно!

— Кто это? — спросила она онемевшую трубку.

«Кто это так раскомандовался, даже не представился. С какой целью меня вызывают ранним утром в Главк», — она еще раз надавила на кнопку, но мобильный затрещал, запиликал странными звуками, и зеленоватый экранчик угас, как всегда, в самый неподходящий момент.

* * *

Она села в машину и уткнулась лицом в руль. «Куда же поехать, в Главк или к вдове Кучинского? Как всегда, стою на развилке судьбы, точно Илья Муромец, не зная, в какую сторону податься. И что меня ждет там, в конце пути? Надо ехать в Главк! — она решительно нажала на педаль, — а то меня вычеркнут из списков действующих сотрудников, а этого допустить никак нельзя».

Через пятнадцать минут она уже сидела на низеньком диванчике в генеральской приемной. Рядом с ней натужно сипели два гаишных полковника, задыхаясь от астмы. «Надо пропустить мужчин вперед, у них служба нервная, беспокойная, ничего не случится за это время с моей вдовой», — она поерзала, выбирая удобное положение, внутренне приготовившись к долгому ожиданию.

— Иголки мешают? — вежливо осведомился один из тяжело сипевших полковников, тот, что сидел с правой стороны.

— Не иголки, колья, — поддержала шутку Юмашева.

«Надо относиться с юмором ко всем неприятностям, а то можно и астму подхватить, прямо здесь, в этой шикарной приемной. Астма — она заразная, должно быть, передается вирусным путем, исключительно перед восхождением на эшафот», — она придумывала разные глупости, чтобы не обливаться холодным потом в преддверии экзекуции.

— Юмашева! — тихо прошелестел генеральский адъютант, сидевший за большим полированным столом. Изредка он прижимал наушники и вслушивался в таинственные голоса, затем безмолвно указывал ожидавшим в приемной, дескать, ваша очередь подошла, аутодафе ждет, пожалуйте на плаху, господа-товарищи, будьте добры.

— Благодарю, — сказала она зачем-то адъютанту и взялась за дверную ручку, но ручка не поддавалась, и адъютант, не скрывая раздражения, вышел из-за стола и помог Юмашевой войти в святая святых. «Как палач», — усмехнулась она и проскользнула в дверь, как в щель.

— Юмашева, — выкрикнула она и остановилась у порога.

— Проходите, — громко сказал кто-то со смазанным лицом.

Вокруг огромного стола, стоявшего буквой «Т», сидели мужчины в форменной и гражданской одежде. Они молча смотрели на маленькую фигурку Гюзель Аркадьевны, словно созерцали что-то доселе ими невиданное. Юмашева остановилась у самого подножия буквы и встала как вкопанная. «Сейчас меня разрежут на мелкие куски, на части, или съедят заживо, как ягненка. Правда, костра здесь не наблюдается, меня даже не успеют зажарить, — она сжала хрупкие плечи и превратилась в кусочек льда. — Мою душу будто заморозили, превратили в камень, в неодушевленный предмет», — она видела лишь блестящую поверхность стола и безликие пятна вместо человеческих лиц.

— На вашей территории произошло чрезвычайное происшествие. Среди белого дня напали на сотрудника прокуратуры. На территории отдела и без того семь убийств, заметьте, нераскрытых убийств, а тут еще и разбой. В дежурной части отдела умер задержанный. И все это за один неполный месяц. Прошкин находится в реанимации. Вы в курсе?

— Да, — сказала Юмашева, с ужасом понимая, что у нее пропал голос. Она не говорит, не шепчет, просто шевелит губами: «Это у меня на нервной почве, перетряслась, сидя на диванчике в приемной, теперь онемела, вдруг никогда уже не заговорю?»

— Даже ответить толком не может, — брюзгливо буркнул начальник управления своему помощнику, — да и что она может ответить?

— Ничего не может. Ничего! — с готовностью согласился помощник.

— Заканчивайте, — начальник отодвинул от себя бумаги. И этот жест подействовал на остальных, как отмашка, они вдруг загалдели, зашумели, закричали.

Юмашева взмокла, по ее спине медленно поползли крупные капли пота, щекоча кожу. «Скорее бы все это закончилось, — молила она хоть какого-нибудь бога, — если есть ты на свете, Господи, помоги мне вытерпеть эту муку, вынести ее с достоинством, не потерять лицо».

Начальник управления поднял руку, и голоса стихли. Он помолчал для порядка и важно произнес: «Идите на рабочее место. Надо собрать дисциплинарную комиссию», — сказал он, обращаясь к помощнику.

— Есть, товарищ генерал! — молодецки подбоченился помощник и указал Юмашевой на дверь.

«Аутодафе закончилось. Сон оказался в руку. Вот и не верь после этого в приметы, — подумала она, берясь за дверную ручку, — никаких потерь, кроме взмокшей спины и дрожащих ладоней. Даже астму не нажила за этот день и, слава богу, значит, есть Бог на этом свете, увидел мои слезы, помог выстоять, не позволил заплакать, упасть, не дал разорваться моему сердцу». Она умильно улыбнулась двум задыхающимся полковникам, схватила куртку и выскочила из приемной. «Будто на сковороде меня поджаривали, аж поджилки трясутся, — смеялась она над собой, поворачивая ключ зажигания, — сейчас самое время поехать к вдове Кучинского, после утренней встряски, после прогулки в преисподнюю запросто можно добиться хорошего результата».

* * *

В пустом кафе в отдаленном углу за столиком сидели двое мужчин и тихо о чем-то беседовали. Они много курили, официантка несколько раз уносила пепельницы, доверху набитые смятыми окурками.

— Андрей Игоревич, это очень опасно. Меня могут узнать, мало ли что, — тихо говорил худощавый невзрачный мужчина, нервно тыча окурком в пустую пока пепельницу, но окурок все тлел, распространяя ядовитые пары, и мужчина тщетно пытался загасить его.

— Да