Она и правда не поняла, не могла сосредоточиться.

Попыталась делать вид, что понимает, но вдруг ослабла, ткнулась в плечо дочери, не выдержала и обняла ее. Это было так неожиданно, что девочка даже не смогла этому посопротивляться как следует, но все же вырвалась и передвинулась поближе к стене – подальше от Натальи.

– И что это с тобой? – В глазах было неприкрытое уже ничем презрение и легкий интерес этнографа – вот особь племени малознакомого, мало интересного пришла. Да что там пришла – вторглась, включила ненавистный свет. И теперь попытки заботы (иди спать, тебе же скоро на работу), уговоров (сейчас доделаю и лягу) и всех других каких-то оттенков возможных, внешне нормальных отношений с этой особью, покрылись глыбой льда.

Это помогло, кусок от этой глыбы остудил, «приложился» к вскочившей в мозгу от удара невероятно огромной и горящей «шишке». Наталья стала выдавать вопросы четко и беспощадно, сама не понимая, как ей так удается:

– Скажи, ты кит?

Глаза девочки слегка расширились, она теперь смотрела на мать в ужасе.

– У тебя есть номер?

Глаза девочки расширились теперь уже настолько, как дальше уже, вероятно, было невозможно – она непроизвольно переводила взгляд то на телефон, то снова на мать.

– Есть номер кита?

Теперь девочка смотрела только на телефон в каком-то невероятном, очевидно, для себя подозрении:

– Ты избранная?

Девочка прикрыла лицо руками, так делают, когда уже сомнений нет – все самые невероятные догадки оказались правдой.

– Скажи, какой у тебя уже день? Далеко до 50?

Девочка едва заметно кивнула, явно почти уже веря в какую-то свою личную, сказочную версию происходящего.

– Какой у тебя день по счету?

– Восэм – сэмнадцати-ий, – так проговаривают слова люди, впервые заговорившие после многих лет онемения, девочка сказала именно так. Едва слышно, шепотом, но так…

Наталья хотела что-то еще сказать, но не смогла, губы запрыгали, из глаз и носа потекло одновременно, как будто лед в мозгу растаял.

У девочки же в этот именно момент, наоборот, как будто кто-то прокрутил на скорости пленку назад: вся «глыба льда» проступила – «так ты все-таки мама просто? Просто мама? Просто вызнала, вынюхала, кто-то тебе открыл наши тайны? И что?»

Но мать от беззвучного плача вдруг неожиданно перешла в громкие рыдания. А потом завыла так, что девочка впервые за долгое время за нее испугалась:

– Мам! Мам! Ты что, мам, ты что?! Мамочка, что ты? Ты из-за меня?!!

– А из-за кого? – завыла мать. – Без кого я жить не смогу?

Обернувшись в два прыжка с кровати, девочка вернулась с банкой колы (ей запрещенной):

– Попей, ну мам, мам?

Сделать это Наталье удалось не сразу, но несколько глотков жидкости все-таки слегка помогли. Она пыталась теперь уже бороться с всхлипами, отворачиваясь, отчаянно стыдясь ситуации, жестоко коря себя: «Пришла, называется, мать к ребенку, спасать, фу… Как же теперь, вот как?!.»

– Мам, – сказала в этот момент девочка, – я зимой хотела замерзнуть, чтоб умереть, но не успела, зима прошла! И теперь мне надо… – И теперь сама заплакала. Она так плакала, как маленькая девочка – Наталья последний раз слышала от нее такой плач в начальных классах школы или даже еще в дошкольное время. Испуганный был плач, перепуганный, детский.

После моей публикации «Группы смерти» родители, поговорившие со своими детьми-подростками, рассказывали всякое. Это видно и в комментариях, оставленных непосредственно в «Новой газете», и в отзывах под многочисленными ремейками в разных СМИ, и под постами в социальных сетях. Какие-то важные вещи мне говорили лично, кто как мог: на словах, предварительно достав через десятые руки номер моего телефона, в СМС, в личных сообщениях в Фейсбуке, в письмах на личную почту, на почту редакционную и уже оттуда – на личную (секретари в редакции мне жаловались на количество писем, особенно в первые дни, пересылать им приходилось много).

Именно эта категория читателей – встревоженные, обеспокоенные родители подростков – оказалась самой благодарной аудиторией. Если бы я решила вдруг просто подсчитать, сколько всего раз мне было сказано слово «Спасибо!» (варьировалось – «Низкий поклон», «Огромная вам благодарность») и сколько было добрых пожеланий, мне никогда бы в жизни не удалось это сделать. А значит, одну из двух важных целей – свести мир ни о чем не подозревавших взрослых, с одной стороны, и детей, которым преступники выстроили свою чудовищную альтернативную реальность, – достичь удалось. Миры пересеклись.

Мы этого и хотели, вы помните, во вступительном слове к публикации «От редакции» так и было сказано: «…этот текст ДОЛЖНЫ ПРОЧЕСТЬ ВСЕ РОДИТЕЛИ, чтобы успеть спасти своих детей от рокового шага, чтобы научиться распознавать малейшие симптомы надвигающейся трагедии, чтобы подсказать другим родителям, учителям. В этом тексте вы найдете подробную инструкцию, в которой важны все детали. Это – во-первых».

Да, у нас была еще одна цель – та, что «во-вторых»: мы хотели, чтобы быстро и качественно заработало следствие и те, кто создал смертельный этот детский «Лас-Вегас», напрямую склоняющий подростков к суициду, были срочно арестованы.

Я теперь, если честно, не знаю, произойдет ли это в ближайшее время. «Правда почему-то потом торжествует. Правда потом…» – когда-то с горечью отметил замечательный драматург Александр Володин…

Но я сейчас – о родителях подростков. Те их размышления, которые были для меня в достижимом пределе (не только и не столько в смысле информативного пространства, а в плане физической возможности), я поделила на две категории. Первую – самую немногочисленную – назвала условно «счастливой». Представители ее в основном говорили: «Хорошо, что сказали, это важно, поговорила со своим. Ничего не знает, с трудом вспомнил что-то про «Рину-фейк», не верит, что она вообще была (варьируется – верит, что была, но не верит, что она действительно погибла), не втянут. «Счастливой» оказалась большей частью Москва. Чаще всего в этой категории выступали родители мальчиков.

Вторую категорию, большую, я для себя назвала условно «беспокойно-тревожной». Здесь уже самые разные города страны, в том числе и Москва. Здесь удивительным образом мне не встретились родители мальчиков. И вот как выглядела ситуация.

Люди сообщали: «Моя дочь, 11 лет (варьируется 14, 16 и даже 18 лет), сильно изменилась в последние время. Причины: полное отвержение родных – «что вы знаете о жизни, чего вы добились сами?! Вы не познали истину» – один раз.