Мг. Эйвиоски помрачнела, как грозовая туча, и поправила очки на носу.

Сиони стремглав сбежала вниз по ступеням – к счастью, лодыжка ее не подвела. Она заглянула в гостиную и направилась по коридору, который вел в столовую. Внезапно до нее донесся голос Эмери, и она бросилась в малую гостиную, находившуюся в противоположном конце первого этажа. По пути она миновала мг. Хьюза – маг продолжал постукивать телеграфным аппаратом, отправляя какое-то важное сообщение.

Эмери сидел за старинным секретером и прижимал к уху телефонную трубку.

Сиони уловила завершение разговора:

– Откровенно. Да. Благодарю вас.

И маг завершил беседу.

– Что вы собираетесь делать? – вырвалось у Сиони. – Вы же не думаете, что я оставлю все как есть! Даже если Гратом и Сараджем будете заниматься вы, я не смогу покорно наблюдать за происходящим со стороны!

– Сейчас у вас нет права голоса, – вполголоса ответил Эмери. – Кроме того, решения принимаю не только я.

Он встал из-за секретера и направился в коридор.

– Нет права голоса? – повторила Сиони и побежала за Эмери. – Вы, значит, намерены держать меня в неведении… под замком? – вспылила она.

Эмери рассмеялся без малейшего намека на веселость и замедлил шаг.

– Вы абсолютно правы, Сиони, – тихо произнес он холодным тоном и оглянулся на мг. Хьюза. – Я бы держал вас под замком, но вы очень упрямая, Сиони. Если я стану умолять вас быть осторожной – хоть на коленях, хоть на четвереньках, – вы не послушаетесь. Вы – свеча, которую не задуешь, и сейчас вас видно из самых темных уголков мира. А те, кто там обитает, не выносят света.

Он покачал головой и пошел дальше. Сиони кинулась за ним.

– Я уже просила прощения, – выдавила она и сглотнула ком в горле. – Эмери, я очень сожалею. Пожалуйста, не сердитесь на меня. Будь у меня возможность вернуть время назад и все поменять, я бы обязательно так и поступила.

– К великому сожалению, время – не расходный материал, – ответил маг, распахивая входную дверь.

Эмери вышел на крыльцо и внимательно осмотрел улицу и узенький палисадник, пронизанный яркими солнечными лучами.

– И я сердит на вас, – наконец произнес он. – Я действительно… – он сделал выразительную паузу, – очень сердит на вас. Но я позабочусь о вас, Сиони. Жизнью клянусь. Вы уж поверьте мне, Сиони.

Сердце в груди Сиони забилось как безумное. Несмотря на жару, ее руки покрылись гусиной кожей.

Она покраснела, потупилась и не придумала ничего лучше, чем повторить:

– Простите меня.

Через две минуты к дому подъехал автомобиль. Эмери спустился с крыльца и направился к машине.

В салоне не было пассажиров, а когда водитель вылез наружу, Сиони изумленно ахнула.

– Лэнгстон! – воскликнула она.

– Спасибо, дружище, – сказал Эмери.

– Без проблем, – ответил толстяк.

Эмери повернулся к Сиони.

– Вам предстоит некоторое время провести с Лэнгстоном. Он позаботится, чтобы у вас было все необходимое.

У Сиони отвисла челюсть.

– Я… вы переводите меня?

– Не волнуйтесь, Сиони! – встрял Лэнгстон. – Поскучаете немного в моем обществе, пока положение не прояснится. А со мной вы будете в безопасности. У меня отличная охрана.

Но Сиони покачала головой.

– Я… Не нужна мне никакая охрана, – проворчала она. – Я хочу остаться с вами, – попросила она Эмери.

Бумажный маг отвел глаза, чтобы не смотреть на Сиони.

– Позаботься о ней. Я постараюсь не затягивать эту кутерьму надолго.

– Нет! – выкрикнула Сиони и схватила Эмери за рукав. – Теперь вы точно что-то затеяли! Что?

– Сиони, умоляю… – устало проговорил Эмери. – Пожалуйста, ради меня… хотя бы сядьте в машину.

Сиони отшатнулась от Эмери – у нее возникло такое чувство, будто он дал ей пощечину. Вновь заныла ушибленная скула. Утратив дар речи, она молча кивнула и влезла на заднее сиденье автомобиля.

Эмери, не прощаясь, ушел обратно в дом.

Пока машина разворачивалась, Сиони смотрела на дверь жилища мг. Эйвиоски, но Бумажный маг так и не появился на крыльце.

По дороге Лэнгстон обратился к Сиони с парой простых вопросов, вроде тех, которые задавал ей в тот день, когда увез ее из Лондона после злоключения в бистро. Но Сиони молча таращилась в окно, окидывая взглядом невысокие здания и ухоженные садики: она уже не могла заставить себя поддерживать светский разговор. Миновав несколько кварталов, Лэнгстон начал болтать о погоде и университетской библиотеке, где с недавних пор стали получать множество американских газет – они, как выразился Лэнгстон, были «значительно честнее» британских.

Когда автомобиль достиг улицы, куда следовало повернуть, чтобы попасть в Уайтчепел и Милл-сквотс, где жили родные Сиони, девушка припала к стеклу. Отец сейчас наверняка на работе, а мать готовит обед. Сестренка Зина гуляет с подружками, старается выжать все, что возможно, из свободного времени – благо учебный год еще не начался. Маршалл, вероятно, скрючился на диване с книгой, а Марго роется в земле, ищет червяков или строит замки.

Значит, Марго играет около дома – и ее может увидеть кто угодно.

Сиони должна предупредить их!

– Давайте завернем в Милл-сквотс? Я вас очень прошу! – взмолилась Сиони, когда Лэнгстон притормозил, пропуская женщину, которая переходила через дорогу.

– Извините, никак не получится, – ответил Лэнгстон. – Мне очень жаль.

Сиони вздохнула. Здоровяк ей действительно сочувствовал, хотя, похоже, он только и мечтал о том, чтобы на пассажирской дверце машины висел огромный амбарный замок, запертый на ключ.

– Маг Тейн просил меня доставить вас домой. Вы боитесь за своих близких?

Сиони откинулась на спинку сиденья.

– Да.

– Им ничего не угрожает, – заявил Лэнгстон, трогаясь с места. – Маг Тейн весьма скрупулезно подходит к делам, а если подключился Уголовный департамент, то полицейские, конечно, уже находятся в доме и обеспечивают порядок.

Сиони кивнула, но ответ молодого Складывателя не слишком обнадежил ее. Ситуация представлялась ей чем-то вроде истрепанного одеяльца, которым пытаешься укрыться от зимней бури. Как бы плотно Сиони ни заворачивалась в него, избавиться от дыр ей было не под силу.

Лэнгстон вырулил в переулок, находившийся неподалеку от Парламента. Здесь с одной стороны тянулись жилые дома, а с другой – галантерейные, косметические и бакалейные магазины. Пятиэтажные дома – серые, белые, палевые и даже оранжево-розовые – так тесно жались друг к другу, что между ними не пролез бы и муравей.