Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэллори смогла проглотить только маленький кусочек мяса и немного картофеля. Чтобы скрыть свое волнение, она начала бойко болтать с Адамом на разные темы. Мэллори ждала, что он вот-вот спросит ее, почему она не ест. И боялась этого вопроса. Однако Адам ни о чем не спрашивал. Он слишком хорошо знал Мэллори и понимал, что сейчас творится в ее душе и почему она без умолку щебечет.
Адам счел за лучшее оставить жену в покое и ничем не упрекать ее.
Осушив залпом свой бокал, Мэллори посмотрела на десерт. Это были тарталетки с яблоками и взбитым кремом. Она обожала их, но сумела только попробовать. При других обстоятельствах Мэллори обязательно съела бы все без остатка.
Но сегодня был особый вечер.
Выпитый бокал вина не смог заглушить ее беспокойство. Мэллори была трезва как стеклышко и со страхом ждала того, что должно было произойти в супружеской спальне.
Ей самой было странно, что она так боится Адама, ведь совсем недавно она с упоением отвечала на его поцелуи, а во сне грезила о его ласках. Но сегодня ночью ее ожидало нечто большее, чем поцелуи и ласки, от которых у нее перехватывало дух.
«Что, если мы в постели не подойдем друг другу? — тревожилась Мэллори. — Что, если мы, перешагнув сегодня ночью запретную черту, поймем, что этого не следовало делать? Что, если я проснусь завтра утром и пойму, что Адам перестал быть мне другом?»
Эти мысли навевали на нее уныние.
— Брось ковыряться в десерте и ступай наверх, в спальню, — сказал вдруг Адам. — Я скоро поднимусь к тебе.
Однако Мэллори не тронулась с места. Отложив в сторону десертную вилку, она потупила взор и стала медленно, рассеянно водить пальчиком по скатерти.
— Адам… — наконец заговорила она, — тебе, наверно не понравится то, что я сейчас скажу, но… Но может быть, не стоит приходить сегодня ко мне? День был трудным, напряженным… Прости, но я устала.
Краем глаза она заметила, как его лежавшая на столе рука дернулась и замерла.
— Я понимаю, ты нервничаешь, — сказал он. — Успокойся, это пройдет.
Мэллори с трудом перевела дыхание.
— Конечно, пройдет, я уверена в этом. Но давай отложим нашу первую ночь на завтра.
— Хорошо, если ты этого хочешь, будь по-твоему.
Голос Адама был ровен, безучастен.
Мэллори вдруг почувствовал, что совершила ошибку. Ей захотелось вернуть свои слова обратно, но она не могла этого сделать. Взглянув на мужа, Мэллори увидела, что его лицо напряжено, на скулах играли желваки. Мрачное выражение его глаз потрясло ее.
— Может быть, мы…
— Иди спать, Мэллори, — сухо прервал он ее. — Не бойся, я не побеспокою тебя.
Понурив голову, Мэллори встала из-за стола и направилась к двери. Адам взял свой бокал и залпом осушил его.
Адам так сильно сжал в своих сильных пальцах ножку пустого бокала, что едва не сломал ее.
«Она не желает, чтобы я приходил к ней сегодня ночью, — с горечью думал он. — Моя жена устала и хочет спать».
Возможно, Мэллори действительно устала, несмотря на то что несколько часов проспала в карете. Две последние недели выдались на редкость напряженными, а сегодняшний день был наполнен событиями и волнением. И тем не менее Адам хорошо знал, что просьба Мэллори не приходить к ней сегодня ночью не была связана с усталостью. Не свидетельствовала она о том, что жена в принципе не желает, чтобы они вступали в полноценные супружеские отношения.
Все дело было в ее страхе перед неизвестностью, в боязни впервые испытать близость с мужчиной. Сидя рядом с ней за столом, он видел, что она нервничает. Мэллори неловко управлялась со столовыми приборами, чего раньше за ней никогда не наблюдалось. Она была явно не в своей тарелке.
Она испытывала обычный страх девственницы перед первой брачной ночью. Ему следовало действовать мягко, запастись терпением и обращаться с женой предупредительно и нежно.
Адам знал, что Мэллори не была холодной ледышкой. Наделенная горячим темпераментом, она пылко отвечала на его поцелуи, всем телом тянулась к нему. Адам хорошо разбирался в женщинах и давно разглядел в ней чувственную, страстную натуру. Он не сомневался, что Мэллори желает его. Когда прикасался к ней, ее бросало в жар.
Однако, кроме обычного страха новобрачной, Мэллори владело еще одно чувство. Она испытывала вину перед памятью погибшего жениха. В глубине душ и она страдала от того, что как будто нарушала данную ему клятву верности. Все это, конечно, было предрассудком, и тем не менее Майкл Харгривс все еще занимал ее мысли. Мэллори до сих пор находилась во власти прежних отношений. Майкл не отпускал ее, он и из могилы был способен призвать ее к ответу.
Адам знал, что она ни за что не признается в тайном чувстве вины перед Харгривсом. Об этом с ней даже не стоило заговаривать. Возможно, она не отдавала себе отчета в своих тайных страхах. Скорее всего Мэллори объясняла свои колебания и нерешительность тем, что хотела сохранить дружеские отношения с Адамом и не портить их любовными. Судя по всему, она до последнего будет цепляться за это оправдание.
Мэллори стала женой Адама не по своей воле. К браку их принудили обстоятельства. Однако, несмотря на его законность, сердце Мэллори все еще принадлежало другому.
Да, она по-своему любила Адама, но это не была осознанная любовь женщины к мужчине. Скорее она относилась к нему как к близкому, верному другу. Она испытывала к нему сильное физическое влечение, но и оно было смешано с чувством вины перед погибшим женихом.
«Черт бы побрал этого безупречного во всех отношениях Харгривса, — думал Адам. — Имя этого самоотверженного славного героя нельзя ни запятнать, ни унизить».
Если бы Адам соперничал с живым человеком из плоти и крови, то мог бы дать ему достойный бой. Но как бороться с призраком? С бесплотным духом? Могли Адам надеяться вытеснить из сердца Мэллори неизменный образ человека, который стал для нее кумиром, идеалом мужчины?
Хорошо, что он не признался ей в любви, не преподнес ей на серебряном подносе свое сердце и нож для того, чтобы она разрезала его на две половинки. Адам сумел сохранить гордость и утаить от Мэллори свои истинные чувства к ней.
Сердце вдруг пронзила острая боль. Адам схватился за бутылку бренди, которую поставил на стол слуга, и дрожащими руками налил себе стакан. Выпив залпом, он почувствовал, как крепкий алкоголь обжег ему горло. Адам закашлялся. Взяв стакан и бутылку, Адам поднялся из-за стола.
Его мысли были заняты Мэллори. Он представлял, как она в спальне раздевается, облачается в ночную рубашку, распускает волосы и ложится на прохладные шелковые простыни. От этой соблазнительной картины его вновь охватило возбуждение. Он проклинал судьбу за то, что его жена отказалась спать с ним в первую брачную ночь.
Если ему не суждено было завоевать любовь Мэллори, то он мог по крайней мере завладеть ее телом. Но и в этом ему было отказано. Он лишен простых человеческих радостей!