Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ника аккуратно взрезала плотную материю. Извлеченный предмет был черным, пластмассовым и очень походил на индивидуальную аптечку, выдаваемую в армии. С той только разницей, что сделан он был из куда более качественного материала. Кроме того, он был очень тяжелым и закрывался герметично.
Герметично — да. Но все-таки имелась небольшая защелка. Ника поддела ее ногтем, попыталась открыть. Ничего не получалось, а когда она поднажала, то просто сломала ноготь.
Тогда в дело был пущен нож. Шкатулочка открылась. Внутри ее лежали несколько герметично запаянных пробирок с бесцветной жидкостью.
Итак, перед ней, пожалуй, были не наркотики и уж точно не ворованные радиоактивные материалы. Но что? Она стала рассматривать коробочку, ища ответ.
Скоро оказалось, что в шкатулочке есть еще одно отделение — в крышке. С помощью ножа открылось и оно. Там был шприц-тюбик. Ника взяла его в пальцы, повертела. Нет никаких надписей. Странно.
Но под шприцем, в винтовом пенальчике толщиной в три спички, лежало что-то напоминающее свернутую бумажку. Ника, естественно, не замедлила ее прочесть.
А когда прочла, невольно отбросила от себя эту шкатулку и стала тереть руки об одеяло. Инстинкт.
На листочке было написано буквально следующее:
«Модифицированная бубонная чума. Штамм № 237-86А. Распространение воздушно-капельным путем, через воду, пищу. Заразность очень высокая. Инкубационный период — 10 дней. Излечению стандартными методами не поддается. Летальный исход — 100 %. В шприц-тюбике — сыворотка. Ввести внутримышечно не позднее чем через 10 часов после контакта с возбудителем».
Ника аккуратно собрала все в шкатулочку, закрыла ее и тем же вечером похоронила под приметным черным камнем на мусульманском кладбище. «Пусть полежит до послезавтра» — так думала Ника в то время.
Однако судьбе было угодно распорядиться несколько иначе. Вчерашние недобитые милиционеры дали ее достаточно неплохой словесный портрет, и на фоне несостоявшегося взрыва искали ее хорошо. Нику задержали на полпути к гостинице.
Так она попала в распоряжение генерала Астахова. Она не рассказала ничего про штамм, зарытый на кладбище. Да ее и не спрашивали. Практически сразу за нее взялись те, кто потом долгими часами вколачивал в нее чужую личность.
Зато теперь Ника точно знала, откуда она могла знать Гарри Артузова. Это его лицо посмотрело на нее с фотографии, показанной начальником лагеря.
1.
Первым делом Атаман убедился, что за ним не следят. Не то чтобы это должно было быть непременно, но черт его знает. Он ведь все еще толком не понял, что стоит за этим внезапным приглашением в Сочи, последовавшим от человека, который грозил лично порвать Юрия на куски, если тот объявится.
Теперь можно было заняться делом. То есть применить на практике то, что подсказал ему Жвания. Не так это и много, но хитрый и мудрый грузин подсказал направление. А что еще нужно человеку, чтобы справиться с заданием?
Он проехал до улицы Соколовской. Там вылез, нырнул в проходной двор, некоторое время петлял по кварталам хрущевской застройки. Наконец вышел к ничем не примечательному серому дому.
Нажал кнопку на домофоне. Прослушал три гудка, а потом хриплый голос спросил:
— Кто там?
— Юрий Терпухин. Атаман.
После короткой паузы из микрофона прочувственно выругались и тот же голос сказал:
— Входите, дверь открыта.
Юрий поднялся на пятый этаж, где на лестничной площадке его уже ожидал низкорослый мужичок одного с ним возраста.
— Атаман! Если это белая горячка, ты лучше сразу скажи, чтоб я вовремя сдался. А то опять буянить начну — так соседи меня уже не станут терпеть: пристукнут втихаря и скажут, что с лестницы сковырнулся.
— Нет, я не белая горячка. Я вполне настоящий. Можешь потрогать.
— Ну, давай потрогаю, — мужичок протянул правую руку.
Атаман ощутил костоломное рукопожатие Женьки Гришина.
— Ну, паря! — Женька полез обниматься. Атаман не препятствовал — этот тип всегда брызгал эмоциями сверх всякой меры.
— Женя, я по делу, — сказал Терпухин наконец, когда азарт Гришина поубавился.
— Кто бы сомневался! Ну, проходи. Не будем же мы про дела на лестнице разговаривать?
В квартире Гришина, как всегда, стоял немыслимый бардак. Предметы валялись в самых неожиданных местах, без логики, смысла и эстетики. Вот, например, посреди прихожей вверх дном лежит медный таз, рдеет шлифованным боком. Невиданная редкость по нынешним временам. Кроме таза, наблюдался еще том сочинений Ленина, пустая бутылка из-под ликера, пара брюк… носков, пожалуй, без счету.
Короче, квартира Гришина — это островок стабильности. Здесь стабильный хаос.
Женька проводил Атамана в зал, пинками разбрасывая по пути то, что некстати валялось под ногами. Потом таким же размашистым жестом он освободил диван.
— Присаживайся, товарищ! Ну, давай-ка за встречу дернем!
— Я по делу! — напомнил Терпухин.
— Я понимаю. Ну и будь по делу, кто же тебе мешает? Я, между прочим, адекватным буду еще очень долго.
— Ну, если так, то можно и дернуть.
— О! Слова не мальчика, но мужа! — воскликнул Гришин.
Вскоре перед Терпухиным уже стояла табуретка, застеленная абсолютно чистой льняной салфеткой. На ней Гришин составил натюрморт из бутылки белой, тарелки нарезанного мяса, тарелки хлеба и литровой банки маринованных огурцов.
— Вот так говорят про дело настоящие мужики! — довольно заметил Женька.
— Ну, давай по первой, за встречу! — провозгласил Атаман, прекрасно понимающий, что раньше этого тоста Гришин ничего ни говорить, ни слышать не захочет.
Они выпили, закусили.
— А вот теперь можно и о деле. Говори, — произнес Гришин.
— Женька, мне нужен ствол.
— Можно было догадаться и без этого. Давай сразу о ТТХ.
— Да что там ТТХ? Никакой экзотики. Подойдет что-нибудь масштабов «ТТ». Только не китайского, если можно. И чтобы никакого темного прошлого у оружия. Ну, чтоб не получилось, что из него положили какого-нибудь авторитета. Например, депутата в соседней области.
Женька кивнул.
— Для тебя — только чистое. Это я прекрасно понимаю и уставов не нарушаю. Только проблема в том, что сейчас у меня «ТТ» нет. Бывает такое. «ПМ» я тебе не предлагаю — не маленькие дети. Ну а в остальном. А насколько тебе современная штука нужна?
— Ну, конечно, я шпилечного револьвера Лефоше не возьму. И аркебузы времен Ивана Грозного — тоже.
— Понятно. Есть наганы. Нормальные, бельгийские.
— Ух ты! И как состояние?