— Возьми! Рог!

— …ведь только любовь и дружба соединяют миры, как висячий мост соединяет края пропасти…

— Рог возьми!!!

— Так выпьем же за то, чтобы тонкая ниточка стала прочнее каната!

Я схватила Артема за руку и положила его ладонь на рог с вином. Дядя Ашот отступил, и под рокочущее в хачапурной «Пей до дна, пейдодна, пейдодна-а-а!» загипнотизированный происходящим дорогой гость приложился к сосуду.

Я поддержала емкость снизу, чтобы он не вздумал остановиться раньше, чем выпьет все до капли.

— Ай, маладэц! — похвалил дядя Ашот.

— Кушайте, кушайте! — захлопотала тетя Лаура.

Артем отклеился от рога, и я ловко затолкала ему в рот веточку петрушки. А то еще скажет что-нибудь политически неправильное!

Тетя Лаура растроганно всхлипнула и погнала дядю Ашота назад, в кухню, тесня его могучей грудью и подносом, с которого она сгрузила на наш стол комплиментарный шашлык.

— Сядь, — велела я Артему.

Литр вина залпом его несколько дезориентировал.

— Ешь. Шашлык у дяди Ашота такой же замечательный, как хачапури.

— А почему…

— Ешь, говорю!

— А что…

— Что это было? — Я оглянулась и послала солнечную улыбку умиленно наблюдающим за нами дяде Ашоту и тете Лауре. — Это было легендарное южное гостеприимство в его спонтанном проявлении.

— Такого я еще не видел, — дорогой гость потянул носом, принюхиваясь к шашлыку.

— Не вздумай к мясу вилкой тянуться, только руками! — скороговоркой предупредила я и взяла себе сочный кусок. — А что ты вообще у нас в Сочи видел? Хотя бы обязательные к посещению достопримечательности осмотрел?

— Какие достопримечательности?

— Значит, не осмотрел, — поняла я. — Что ж, это нужно исправить. Ты ешь, ешь. Тебе силы понадобятся.

Экскурсию мы совершили долгую и основательную, убив примерно четвертую часть суток и все четыре ноги.

Сначала посмотрели дельфинов в дельфинарии, пингвинов в пингвинариуме и самых разных рыб в океанариуме.

Решив, что хватит с нас фауны, пошли знакомиться с экзотической флорой и чинно-благородно погуляли по парку в дендрарии.

Устали, проголодались и посетили легендарную местную хинкальную, где утолили голод, но ощутили жажду, а потому логично отправились промочить горло в винный погребок.

Много чего продегустировали и кое-что еще взяли с собой.

Почувствовав прилив душевных и физических сил, решились на пешеходный марш-бросок на смотровую башню и там, усевшись на парапет с невероятным видом на морские дали и отроги Главного Кавказского хребта и свесив ноги в бездну, горланили песни о главном.

Поскольку пошатывающийся Артем по дороге умудрился влипнуть в свежеокрашенный забор и обзавестись подобием татуировки на плече, очень хорошо пошел у нас репертуар В. Цоя. «Группа крови! На рукаве! Мой порядковый номер! На рукаве!» — орали мы дуэтом, ритмично колотя пятками по древним камням.

Было здорово.

А после концерта мы кое-как сползли вниз, к морю, и там затихли, обессилев.

Я легла на спину и закинула руки за голову.

С небом творилось что-то невероятное. Оно плавно вращалось, так, что звезды смазывались в сияющие полосы, закручивающиеся спиралью. А если моргнуть — созвездия мгновенно менялись местами.

— Как будто купол неба, отлитый из черного искрящегося стекла, разбили на кусочки и засыпали их в калейдоскоп, — поделилась я впечатлением с сидящим неподалеку Артемом.

— Да ты романтик, Рыжик, — хихикнул он.

— Да, Белобрысик, я такая! — поддакнула я.

И тут, разрушая очарование момента, в отдалении запел чей-то мобильник:

— «Лада» седа-ан! Бак-ла-жан! «Лада» седа-ан! Бак-ла-жан!

— Ходят тут всякие… торговцы сезонными овощами, — проворчала я недовольно.

Лирическое настроение пропало, я с сожалением вспомнила, что мы с Артемом вообще-то не парочка, а начальник и подчиненный, вздохнула и спросила по делу:

— А та машина, которую тебе нужно перегнать, она не «Лада» седан-баклажан, я надеюсь?

— Ну не-е-ет! — Артем обиделся. — Это хорошая машина. Между прочим, кабриолет.

— Кабриолет! — протянула я мечтательно. — Я всегда хотела прокатиться, как в кино, по горному серпантину в сверкающем кабриолете… Чтобы ветер бил в лицо и развевал волосы… Твой кабриолет не желтый, я надеюсь?

— Фиолетовый ей не нравится, желтый тоже не нравится! — комично пожаловался Артем медленно вращающемуся небу. — Ты почему вообще спрашиваешь?

— Потому что волосы у меня, видишь, какие? — Я приподняла рыжую прядь и потрясла ею. — На желтом они не смотрятся.

— А на красном?

— Лучше бы на зеленом.

— Извини, перекрасить машину я не успею. Может, ты волосы перекрасишь?

— Не хочу, мне лениво. Ладно, красный сойдет, — я расслабленно зажмурилась, воображая себя, красивую, в красном кабриолете. — Хочешь, я его прям завтра перегоню?

— Завтра не надо.

— А когда?

— Как-нибудь на днях, я еще не определился.

— Ждешь у моря погоды? — сострила я.

Артем как-то странно хмыкнул:

— Ты удивительно проницательна, Рыжик.

— Да, Белобрысик, я такая, — повторила я сказанное ранее.

— У нас еще домашнее клубничное осталось, будешь? — сменил тему Белобрысик.

— Кто же в здравом уме и твердой памяти откажется от домашнего клубничного? — Я села и потянулась за стаканчиком.

Внутренний голос вякнул было что-то ехидное про псевдоздравый ум, но я даже не ощутила укола.

Продегустированные ранее домашнее ежевичное, вишневое и смородиновое здорово притупили чувствительность к мелким обидкам.

Несмотря на мелкие несообразности вроде отсутствия у меня — красивой, умной, проницательной и романтичной — пары, жизнь казалась прекрасной и удивительной.

Разбудил меня Голос Свыше:

— Совсем сдурела, да?! — мощно пророкотал он.

Я протестующе замычала и попыталась спрятать голову под подушку.

Не получилось.

Во-первых, было ощущение, что у меня нет головы — вместо нее чугунный горшок. Тяжелый, пустой и замечательно резонирующий.

О Голос Свыше, я молю тебя, заткнись!

Во-вторых, у меня не было и подушки.

Судорожно подергивающиеся пальцы нащупали под щекой и скомкали какую-то тряпочку, недостаточно свежую и мягкую для того, чтобы обоснованно называться постельной принадлежностью. Я приоткрыла один глаз, рассмотрела эту некачественную подушку-самозванку и с умеренным удивлением опознала в ней полотенце для ног.