— Я сейчас же принесу ее, миледи.

— Спасибо. — Виктория протянула руку. — Я леди Олторп. Виктория Олторп.

Улыбка рыжеволосой женщины исчезла.

— Леди Джейн Незерби. Вы вышли замуж за брата Томаса Графтона?

— Да, за Синклера. А вы знали Томаса?

Леди Джейн подняла другой отрез ткани, держа его так, чтобы на него падал дневной свет из окна.

— Мы были друзьями.

— Я не знала его достаточно хорошо, — Виктория пожала плечами, — но он мне нравился. Так грустно узнать уже после чьей-то кончины, что этот человек был тем, с кем хотелось бы познакомиться поближе.

Ее собеседница улыбнулась в ответ.

— Действительно. Однако знать кого-то очень хорошо тоже не всегда приятно.

— Что вы имеете в виду? — Виктория взяла из рук вернувшегося приказчика серый ситец.

— У каждого есть недостатки, леди Олторп. Когда человек жив, его знакомые видят его таким, как он сам того желает, а когда он умирает, каждый делает его репутацию такой, какую выберет.

— Вы хотите сказать, что если кто-то ищет в ком-то зло, то он его и находит, и наоборот?

— Именно так. — Леди Джейн снова позвала Уэлфилда. — Я возьму десять ярдов голубого. Отправь его, пожалуйста, в ателье мадам Трево.

— Хорошо, миледи.

Джейн подала руку Виктории.

— Извините, сегодня днем у меня назначена встреча. Мне было очень приятно познакомиться с вами.

— Мне тоже, — тепло ответила Виктория, наблюдая, как Джейн Незерби выходит из модной лавки. Леди Джейн определенно что-то знала.

Ей хотелось услышать мнение Синклера, но при этом он не должен понять, что она продолжает вести расследование. У него по-прежнему были от нее секреты, и то, что у нее будет свой, уравнивало их.

Размышляя над словами леди Джейн, Виктория вернулась к своим приятельницам.

— Вот эта — очень хорошенькая, Маргарет, — заметила она, указывая на одну из лент, висевших на руке подруги.

— Да, особенно если я надену платье из желтого шелка.

— Наденешь куда?

— На твой бал, конечно. Хотя на прошлой неделе в опере я была одета в желтое. Может, лучше выбрать что-то зеленое и перламутровое?

— Желтый шелк симпатичнее, — возразила Люси.

— Да, но я не хочу, чтобы кое-кто думал, будто я ношу только желтое, иначе он начнет называть меня нарциссом или чем-то еще в этом роде.

Виктория нахмурилась:

— Он? О ком ты говоришь?

— Держу пари, о Ките Графтоне, — хитро заметила Люси и засмеялась.

— Как не стыдно!

— Ты целую неделю не говорила ни о ком другом. Кто еще может быть твоим объектом, кроме него?

— Кит? Правда? — Значит, Маргарет действительно строила глазки Кристоферу. Малыш будет рад узнать, что вечер в опере не пропал даром. — Кажется, ему нравится желтый цвет. — Или понравится, как только Виктория намекнет в нужный момент.

— Тогда я покупаю желтую ленту, — объявила Маргарет. Люси снова засмеялась.

— А что наденешь ты, Лисичка?

— Я еще не думала об этом.

— Но ведь бал уже завтра вечером! Ты всегда знаешь, что надеть, за неделю до события.

— Что же, на этот раз мы все будем удивлены.

Пока они продолжали обход магазинов на модной Бонд-стрит, Виктория думала над словами Люси. С момента выхода в свет для нее началась череда развлечений: встречи за чаем, ленчи, балы, чтение стихов, вечеринки. Она пользовалась популярностью и знала все глупости, о которых любят беседовать мужчины: это было легко, поскольку их любимой темой являлись они сами. Но даже когда у нее были заняты все дни и вечера, ее постоянно мучила смертельная скука.

Теперь же, когда светская жизнь перестала быть столь активной, леди Олторп использовала освободившееся время для более важных дел. Благотворительные завтраки, распределение одежды и пищи среди нуждающихся и помощь Синклеру — все это занимало то же количество времени, которое она тратила раньше, но с одной существенной разницей: скука исчезла, и этим, помимо всего прочего, она была обязана Сину.

Когда Виктория вернулась в Графтон-Хаус, Майло сообщил ей, что лорд Олторп в конюшне.

Открыв скрипучую дверь, леди Олторп вступила в прохладные сумерки. Синклер был там один: облокотившись на дверь стойла, он кормил старину Джо яблоком.

— Добрый день, — сказала она, и ее сердце бешено забилось, как бывало всегда, когда они оставались наедине.

— Надеюсь, твое путешествие по магазинам прошло удачно? — спросил маркиз, приближаясь к ней.

— Очень удачно. Как Джо?

— Теперь, когда он стал понемногу поправляться, кто-то даже может признать его за лошадь. — Син обнял ее за плечи и притянул к себе со знакомым чувством собственника. — Что ты собираешься с ним делать?

— Разве у тебя нет племенной фермы в имении в Олторпе?

Он поднял бровь.

— Есть, но я не позволю ему свободно бродить среди кобыл и воспроизводить маленьких Старикашек Джо.

Виктория засмеялась.

— Тогда я придумаю что-нибудь.

Он повел ее к двери. Конюхи по-прежнему не появлялись.

— Что это?

Она пробежала руками вниз по его груди, чувствуя игру мышц плоского твердого живота, и остановилась на поясе.

— А где же твои работники?

— Выполняют важные поручения, — быстро ответил он. — Миссис Туодл печет пирожки с яблоками. Я сказал, что мы украдем их, пока они еще горячие.

— Ты такой домашний, — проворковала она и развязала его пояс.

— Боже, — прошептал он, и в его янтарных глазах засветилось явное изумление. — Я породил чудовище.

— Поцелуй меня, — прошептала Виктория, воспламеняясь и дрожа от его умелых прикосновений.

— В доме, — заявил он, кладя руки на ее плечи. Обернувшись назад, она на мгновение заметила, как что-то скрылось в глубокой темноте в углу. Чей-то темный рукав, если она не ошиблась. Возможно, еще одна из тайных встреч Синклера. Так как последние восемь ночей он провел с ней, то должен был устраивать их в другое время. В ней вспыхнуло раздражение. Очевидно, она все еще не заслужила его доверия и он до сих пор встречается со своими друзьями за ее спиной.

— Пойдем же, — повторил маркиз. Виктория повертела головой.

— А что плохого в конюшне? — спросила она достаточно громко, чтобы ее услышала невидимая аудитория.

— Грязь и солома. — Слова звучали отрывисто, словно Синклер говорил, стиснув зубы. — Я уверен, мы сможем поговорить в более комфортабельном месте. Ты расскажешь мне, как провела день…