– А вы какое к этому отношение имеете? – выслушав историю, поинтересовался священник.

– Хочу разобраться: почему сие произошло?

– Сие… – засмеялся отец Афанасий. – А у вас какие предположения на сей счет?

– Даже не знаю…

– Думаете, нечистая сила проказит?

Тут уж пришла очередь хохотнуть профессору.

– Это не я считаю, это хозяйка квартиры так думает.

– С ней-то понятно… Ну а вы-то сами какого мнения?

– Затрудняюсь с ответом. Поэтому и ввязался в эту историю.

– Суеверия, значит, хотите разоблачить?

– Вроде того.

– Ладно, поехали к вашей Копытиной.

Узнав, что Севастьянов нашел попа, готового совершить обряд изгнания нечисти из ее квартиры, Дуся чрезвычайно обрадовалась. Вначале она даже не могла поверить своему счастью.

– А батюшка-то откуда? – недоверчиво спрашивала она. И, узнав, что отец Афанасий – настоятель Никольского храма в Еленинке, расцвела лицом. – Вот и хорошо! А то со здешним попом у меня неладно выходит. Не желает навстречу идти. «Делов и без тебя, бабка, у меня выше крыши», – говорит. Я уж ему и деньги сулила… А сейчас сколько платить надо? – как бы мимоходом поинтересовалась она, сверля Севастьянова остренькими глазками.

– Ничего, – сказал он.

– Как понять: ничего? Без денег его благословение силы не имеет!

– Ну так дайте ему, сколько не жалко.

– Сколько не жалко… Это сколько же?

Севастьянову надоело толковать с глупой бабой. Он плюнул и пошел из подъезда.

– Погодите, погодите! Я с вами.

Увидев отца Афанасия, Дуся поклонилась ему в ноги и истово перекрестилась.

Наконец все уселись в машину, и «Победа» тронулась. Дуся сидела позади как мышка, только постоянно косилась на стоявшие рядом с ней кадило и кропило, из которого торчала кисть.

– Так говоришь, старая, мебель у тебя плясала? – не оборачиваясь, спросил отец Афанасий.

– Плясала, батюшка, плясала. Так плясала, что прямо страсть.

– И тарелки летали?

– Летали, батюшка.

– Думаешь, бесы тебя одолели?

– Они, батюшка, они… За грехи мои!

– Какие же у тебя грехи?

– На кладбище в тот день ходила. На Родительскую, значить. Видать, не всех помянула…

– И кого же забыла?

– Не знаю, батюшка. Всех вроде вспомнила… И папаню, и маманю… И муженька своего, Пашеньку, на войне убиенного.

– А разве больше тебе некого поминать?

– Да кого еще? Если только…

– Ну-ну?

– Сынка моего… Так он мертвеньким родился. Я его даже не видела. А уж где схоронили, не ведаю.

– Все равно помянуть бы нужно.

– Хорошо, хорошо, батюшка. Все так и сделаю, как вы велите.

Потом была пресловутая квартира, куда, при виде отца Афанасия, сбежалось полдома. Молодой священник важно ходил по комнате, нараспев читал «Отче наш», кропил стены, махал дымящимся кадилом, развевая во все стороны клубы благовонного дыма.

– Избави нас от лукавого, – повторяла за ним Дуся, и в ее глазах стояли слезы умиления.

Сергей Александрович пристроился в уголке и наблюдал за действиями отца Афанасия даже с некоторым благоговением. Поп казался серьезным, даже величественным. Двигался он резко, так, что черные кудри развевались за плечами. Глаза, как казалось Севастьянову, метали молнии. Голос звучал торжественно и строго.

– Изыди! – восклицал отец Афанасий. – Изыди, нечистый!

И хотя все выглядело в высшей степени благопристойно, профессора не покидало чувство, что отец Афанасий играет заранее выученную и тщательно отрепетированную роль, а в душе никаких особых чувств не испытывает. Возможно, даже иронизирует над его, Севастьянова, реакцией.

Наконец «мероприятие» закончилось. Отец Афанасий напоследок перекрестил жилище, затем его обитательницу. Севастьянов видел, как Дуся, воровато озираясь, сунула священнику красную купюру, а тот, не стесняясь, принял подношение. Потом священник и профессор, сопровождаемые народными массами, вышли во двор к машине и уселись в нее. Дуся решила остаться.

– Ну вот и все, – сказал отец Афанасий, заводя двигатель. – Просьба ваша выполнена. Очистил квартирку от нечисти.

– И заработали к тому же, – не смог удержаться от колкости Севастьянов.

– Почему бы и нет, – весело отозвался отец Афанасий. – Ведь я выполнил определенную работу. А за работу положено вознаграждение. И все-таки я не понимаю вашего отношения ко всей этой канители.

– Хочу разобраться, – сообщил Севастьянов.

– В чем? Кто двигал мебель? А чего тут разбираться.

– Не понял?

– Вы же физик. Неужели не ясно, что в основе этого происшествия лежат чисто физические явления. Темной Дусе мерещатся черти, ну а вам?.. Неужели тоже происки нечисти?!

– Ни в какую нечисть я не верю.

– Представьте, я тоже.

– Вот как?!

– Собственно, вера в Господа нашего Иисуса Христа не допускает суеверия. А все эти черти, домовые, призраки – чистейшей воды выдумки. Пережитки язычества. Я до сих пор считал: подобные сказки нынче циркулируют только в деревне. Оказывается, и в больших городах они тоже живут. Конечно, простым людям типа этой Дуси суеверия свойственны. Но вам-то?!.

– Вы, отец Афанасий, хотите сказать, что и мне подобное свойственно? – с изумлением спросил Севастьянов.

– Свойственно, свойственно. Не отрекайтесь. Я давно к вам присматриваюсь. И раньше замечал подобное, а теперь и вовсе уверился в своем мнении. Даже ваша антирелигиозная риторика подтверждает это.

– Риторика?

– Именно риторика! С какой целью вы так последовательно и так тщательно обличаете религию?

– И с какой же? Раскройте мне глаза.

– Понятно с какой. Вы желаете быть причастным.

– Причастным к чему?

– К чудесам.

– Что за вздор вы несете?! – рассердился Севастьянов. – К каким чудесам?! К тем, что творились в Дусиной квартире?! Так это вовсе не чудеса.

– А что, по-вашему?

– Не знаю.

– Вот видите, у вас нет четкого ответа.

– Вот я и разбираюсь. Какая же здесь тяга к необычному? Просто пытаюсь найти рациональный ответ.

– А меня пригласили…

– Так то по просьбе Дуси. Я ей обещал…

– Хорошо. Допустим. Только вы мне всего не рассказали. Ведь у вас есть какое-то объяснение.