– Я вижу, вы сами не знаете, чего хотите.

Эта фраза оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Скока. Он в сердцах плюнул на пол, вызвав изумление немногочисленных посетителей читального зала, и бросился вон.

– Да знаю, знаю я… – бормотал он себе под нос, слоняясь по улицам и не представляя, куда податься.

С горя он направился в пивную, принял на грудь две кружки теплого пива и сто пятьдесят граммов водки, там же познакомился с какой-то полупьяной шалавой и вызвался ее проводить. Дорогой Скок купил еще бутылку «Московской». Дальше все было как в тумане. Шалава, которая назвалась Анжелой, притащила его к себе домой, в какой-то барак или щитовой дом на краю города. Тут же появились алчущие рожи. Возлияния начались в комнате Анжелы, где кроме нее проживали парализованная старуха и непрерывно оравший грудной ребенок. С бутылкой водки было быстро покончено. Какой-то шустрый парнишка побежал в магазин за портвейном. Шалавистая Анжела тем временем отключилась и уснула прямо на замызганном полу, под вопли малютки, но пьянка продолжилась за бараком на пустыре возле голубятни. Вначале все любили друг друга, потом пошел «базар за зону» и начались разборки. Скок кого-то бил, и его били… А дальше в памяти следовали одни провалы.

Он очнулся от холода и кое-как разлепил глаза. Начинало светать. Серенькие небеса повисли, казалось, над самой головой и жутко давили на нее. Закапал дождик. Скок сел и огляделся. Оказывается, он ночевал тут же, на улице, неподалеку от голубятни. Карманы были вывернуты, ключи и пропуск на завод валялись рядом на земле. Скок подобрал их и встал на ноги. Все тело разламывалось. Голова гудела. Во рту царила великая сушь. Он, покачиваясь, постоял некоторое время, потом поплелся прочь.

Добрался Скок до общаги в тот час, когда народ уже спешил на смену.

«На работу нужно, – заскреблось в почти погасшем сознании. – Не пойду! Черт с ней, с работой. Пусть знает!»

Кто должен знать о его непотребном поведении, он даже самому себе не сообщил. Однако и так все было ясно.

Скок как был, в грязной, запыленной одежде, рухнул на койку и проспал до обеда. Когда он, наконец, продрал очи, то увидел: сосед по комнате, татарин Ренат, тщательно выскребает электробритвой впалые щеки. В голове Скока гудел непрерывный набат.

– На работу проспал, – произнес Скок мертвым голосом.

– На работу? – удивился Ренат. – Сегодня у наша бригада выходной. А ты ночью где был?

– Гулял.

– Ничего себе, гулял! Валялся, наверное, под деревом. Грязный, как чушок!

– Пусть знает, сука! – с ненавистью вымолвил Скок метавшийся в мозгах вопль.

– Кто сука? – недоуменно спросил Ренат.

– Пусть знает!

– Заладил: пусть знает, пусть знает… Похмелиться надо.

– А есть?

– Могу сбегать.

Весь выходной Скок старался забыть о нанесенной ему смертельной обиде. Он пил то с одним, то с другим и к вечеру так накачался, что вновь не стоял на ногах. Постоянно он порывался куда-то идти, кому-то что-то объяснять, однако сил на это уже не было, и он плакал от отчаяния.

Выходной закончился. Нужно возвращаться в цех. Следующая смена – с четырех. Все утро он раздумывал, идти на работу или послать всю эту канитель куда подальше. Хорошо бы «закосить» больничный. Но как? К тому же деньги кончились. Он должен половине общаги. Нет, придется все же топать к печи.

Смена, приходившаяся на вторую половину дня, считалась одной из самых спокойных. Оно и понятно. «Белые каски» разошлись по домам, а начальник смены особо не усердствует. Аварий нет – и слава богу. Время потихоньку ползет к полуночи. Работа движется без сбоев, почти автоматически.

Скок стоял на завалочной площадке и наблюдал, как мостовой кран тащит над разливочным пролетом к изложницам окруженный облаком газов ковш, полный расплавленного металла. Поверхность металла пылала нестерпимым жаром, точно кусочек солнца.

Настроение было настолько паршивым, что казалось: лучший выход – броситься в этот ковш к чертовой матери и таким образом послать всех… Скок слышал рассказы о таких случаях. Правда, как подобное можно осуществить, он плохо себе представлял. Если только прыгнуть в изложницу, когда состав медленно выходит из ворот цеха. Вот только откуда прыгнуть? С крыши, что ли? А если промахнешься? Все кости переломаешь! Проще пойти в листопрокатный цех и броситься в нагревательный колодец. В момент сгоришь! Даже «материала» для похорон не останется. И действительно, лучше ничего не придумать. Раз, и нет тебя! Привет семье! Да какая у него семья?! Мать только… Но она, надо думать, даже не всплакнет. А эта Лена… Скок представил, как она прореагирует, когда узнает о его смерти. Если узнает, конечно. Может, вспомнит своего первого мужика. И даже проронит слезу… Маловероятно. Из такой твердокаменной вряд ли прольется хоть одна крохотная слезинка в память о нем, Юрке Скокове. Да! Пора кончать с жизнью. С жизнью, которая не удалась! К чему коптить небо! Он – уголовник. Это пятно никогда не стереть. Всю жизнь будут тыкать: сидел, сидел… Так блатарем и помрешь. Уж лучше сразу…

Скок вновь глянул на ковш. Он почти вплотную приблизился к разливочной площадке.

«Ах, если бы вот прямо сейчас ковш грохнулся и металл, сжигая все на своем пути, растекся по площадке», – пришла в голову шальная мысль. Тогда бы и никуда прыгать не нужно. За доли секунды превратишься в факел. А дальше небеса. Или ад?

Ковш вдруг дернулся и заметно перекосился. Длинный язык металла выплеснулся из него наружу, и огненный сноп искр взметнулся под крышу цеха. Скок, словно во сне, видел, как лопнул один из канатов, державших траверсу.

– Беги!!! – заорал сталевар Степан Тимофеевич Галушко и первый рванул к выходу с площадки.

– Ну что же ты… Вперед! – услышал Скок голосок, идущий, как ему показалось, из самой глубины ковша со сталью.

Нет!!! Только не это!!! Нет!!!

Перекошенный ковш замер. Металл больше не брызгал из него.

Скок, как завороженный, смотрел на застывшую громаду, не замечая, что от жара у него трещат волосы на висках. Умирать уже не хотелось.

Через час ковш с величайшей осторожностью «смайнали». Металл уже остыл, что называется, «закозлился», и теперь ковш рдел ярким малиновым светом на полу разливочного пролета. К этому времени приехал начальник цеха, набежали какие-то незнакомые Скоку люди. Все размахивали руками, шумели, а он стоял в сторонке и думал, думал… В последнее время он вообще стал необычайно много размышлять.

Что же, в конце концов, произошло?! Почему ковш ни с того ни с сего едва не сорвался и расплавленный металл не пожег людей?!

И вдруг его осенило. Он! Конечно, он – всему причина! Все как и раньше. Стоит только пожелать, и желаемое немедленно исполняется. Так было и с Фофаном, потом с этим мальчишкой, Колькой Табуновым, который доставал его на выработках. Так произошло и с Леной! Она не хотела близости, но он-то хотел! И она пришла… Против своей воли пришла! И вот теперь Скок пожелал, чтобы ковш опрокинулся… Но ведь он удержался? Почему?! Да потому, что в последний миг он испугался и мысленно отменил свой приказ. Нет, этого просто не может быть! Сказки! Придет же в голову. А если не сказки?! Но почему раньше он за собой ничего такого не замечал? Да, раньше подобного не наблюдалось. А теперь… Нужно хорошенько подумать. А что, если это просто цепочка случайностей, выглядящая как закономерность? Попытаемся разобраться, с чего все началось? С Фофана! Он точно помнит, как пожелал тому смерти. «Чтоб ты сдох, зараза!» – всплыли в памяти роковые слова. Точно, сдох! И тот бросился под трамвай. Самоубийство? Но почему вдруг абсолютно здоровый, бездумно радовавшийся жизни молодец решил свести счеты с этой самой жизнью? Так не бывает! Или придурковатый Колька, который полез сражаться с быком. С какой стати? Но самый яркий случай произошел с Леной. Девчонка вовсе не собиралась отдаваться ему. Не собиралась… А если все-таки собиралась? Просто решила «картину прогнать». Мол, я – недоступная барышня, а ты – шпана неумытая. Тогда, выходит, все происходящее – лишь цепочка случайностей, и он, Скок, тут ни при чем. А вдруг это все – результат действия монеты? Не зря же на ней написано: «Вижу тебя насквозь» и «Исполнится». Стоит только пожелать…