Была там и еще одна, которую они звали старушенция, ха-ха, старушенция, это была пожилая женщина; в общем, это не был отель, в котором живут нормальные люди. Здесь жили в основном писатели и художники». Еще на втором этаже жил трубач, который по ночам играл в «Мулен Руж», а целый день упражнялся в комнате; гитарист-американец, проживавший со своей любовницей-гречанкой; фотограф; художник, любивший играть на трубе, и сама хозяйка, как Билл иногда называл мадам Рашу.

В то время, когда Билл жил в Бит Отеле — с 1958 по 1963 г., он по-прежнему получал деньги от родителей, которые управляли магазинчиком подарков и принадлежностей садовода под названием «Сады Кобблстоуна» во Флориде. Они имели вполне хорошие деньги и жили комфортной жизнью среднего класса, они могли посылать ему и большие суммы, если бы не воспитывали его сына Уильяма III. Но как бы там ни было, Биллу так было очень удобно, он вполне сносно жил на эти деньги, может быть, слегка ограничивая себя только ближе к концу месяца. Когда Аллен жил в отеле, он, как правило, и готовил, и они ели в его комнате, но когда Аллен вернулся в США, Билл снова стал каждый день обедать в ресторане и лишь изредка готовил в комнате.

«Тогда в Париже, — вспоминал Билл, — были замечательные маленькие спиртовые горелки, от них совершенно не воняло, как от керосинок, ты просто покупал технический спирт, дававший очаровательное синее пламя, на котором можно было готовить, кипятить чай или варить кофе. Они были очень дешевыми, стоили порядка 12 долларов. Да, все было дешевым. Я часто ходил в ресторан „Сен-Андрэ“—„покровителя искусств“. Там было очень уютно и дешево, так что не нужно было готовить дома, чтобы сэкономить деньги. Всего 1000 франков — порядка двух-трех долларов, и ты мог замечательно пообедать. Люди сидели за длинными столами, на которых лежали бумажные скатерти, меню было очень простым, но готовили хорошо, еще давали полграфина неплохого столового вина, и все это примерно за три доллара. А еще с другой стороны площади Сен-Мишель находился балканский ресторанчик. Там готовили кускус, разнообразную ближневосточную еду и итальянскую лазанью, очень хорошее местечко, и цены приблизительно такие же. На улице Дракона было еще одно заведение с фиксированными ценами, там каждый день готовили только одно блюдо. У нас на выбор было несколько ресторанов, где можно было поесть за два-три доллара. Тогда у меня было достаточно денег — две сотни в месяц! Все было дешевым».

* * *

Когда Аллен уехал, Билл много времени проводил с Грегори, хотя он и не всегда был в городе — ему нравилось путешествовать, и он ездил по Европе, как только его куда-то звали. Тридцать первого июля Грегори улетел в Стокгольм, он хотел увидеть, как в полночь над Лапландией встает солнце. Это была самая обычная для него поездка, со своим приятелем по экспедиции он познакомился только за день до того, как они отправились. Прямо перед отъездом Грегори в отеле поселился Гаэл Тенбул, поэт, с которым Аллен познакомился, когда был в Англии, он записал в своем дневнике: «Вошел Грегори, низенький, на итальянском личике обезьяноподобная улыбка. Беспечный, а иногда, если на него надавить, — агрессивный; энергичный, кудрявые темные волосы и сверкающие темные глаза. У него было лица фавна, простое, средиземноморское, его можно было представить как часть миниатюры, — не эльф, не Пан, ни одно сравнение не подходит… Он находился в каком-то возбуждении от предстоящей поездки в Швецию, извинялся передо мной за то, что уезжает, когда я только приехал, мне же было совершенно очевидно, что поездка была ему необходима как воздух, он улыбался только что возникшей дружбе, словно уличный пострел, а потом снова становился серьезным, собираясь написать на Северном полюсе поэму, от которой растают льды». Тенбул написал, что Грегори говорил о том, что ему не понравились «Подземники» Керуака, которые показались ему неискренними и неправильными, и что он очень гордился похвалой Анри Мишо. Грегори попытался сделать так, чтобы его комнату сдали Тенбулу, но, когда они попросили об этом мадам Рашу, она твердо отказала.

После того как уехал Аллен, пристрастие Билла к болеутоляющим стало расти, хотя для того, чтобы выделить из них опий, надо было затратить массу времени и сил. Билл утверждал, что для того, чтобы купить их, он обошел все аптеки Парижа.

К счастью, он придумал гораздо более легкий способ получить кайф — героин. Билл: «Был парень по имени Хадж, у которого был хороший недорогой Г. Многие из тех, кто писал для Мореса, были его клиентами. Они все сидели на героине и постоянно закладывали свои печатные машинки, чтобы получить 20 долларов. К тому времени, как они кончали книгу, они пребывали в еще большей долговой яме, чем до этого».

Поездка Грегори в Швецию продлилась всего одну неделю, потому что у него не было денег, чтобы нанять лошадь и отправиться со своим хозяином и десятью другими смельчаками по дороге в Лапландию. Он попытался поехать на север на поезде, но, отъехав девяносто миль от Стокгольма, вернулся, чтобы продолжить жизненные наблюдения. По возвращении он нашел Билла в плохом состоянии. Он писал Аллену: «Когда я вернулся, Билл собирался ехать в Испанию, а потом в Танжер. Он казался больным и говорил, что твердо решил бросить, я никогда не видел его таким печальным из-за принятого решения, но, как бы там ни было, я его проводил, а Джерри, который жил этажом ниже, должен был встретить его в Танжере, все-таки он не будет совсем одинок. Наверное, мне надо было поехать с ним… Конечно же, ему нужна была помощь, и я должен был поехать с ним, чтобы помочь».

Психоаналитик Билла в августе отправился в отпуск, и Билл надеялся, что поездка в Танжер даст ему силы и он сможет слезть и заодно скроется от толпы туристов, которые приезжают в Париж летом. Он писал Аллену: «Я собираюсь полностью исчезнуть, ну или во всяком случае попытаться сбежать хотя бы от части туристов». Приехав в Танжер, он ужаснулся произошедшим переменам. Полиция устраивала облавы на гомосексуалистов — «Они тащили многих орущих геев прямо с Парада…», — и полиция шантажировала известных наркоторговцев. Он понял, что Марокко больше не отдушина, что он заперт в Париже.

Вокруг отеля по-прежнему ошивалось большое количество народа, многие искали Аллена, завязавшего огромное количество знакомств. Тенбул ходил по многочисленным книжным магазинам и притонам левого берега, он писал в своем дневнике: «Заметил, какой след оставили Аллен и Грегори, я часто слышал их имена».

Не все знали, что Аллен вернулся в Штаты, и, когда не находили его, шли к Берроузу, написавшему Аллену, что собирается «повесить на дверь табличку: „Гинзберг здесь больше не живет“. Чертов араб разбудил меня в три часа ночи, а в восемь ко мне пришел кто-то „в поисках друзей из Оксфорда“». «Чертовым арабом» был Бораба, алжирец, написавший семь романов, бродивший по Парижу, живший где придется и часто ночевавший просто на улице. Иногда, если погода была особенно скверной, Аллен пускал его переночевать у себя на полу.

Жизнь обитателей Бит Отеля была по-прежнему сосредоточена в маленьком квартале на левом берегу, с севера его ограничивала Сена, с запада по улице Сены — магазин с английской литературой, с юга — кафешки и бары на Сен-Жермен, а на востоке — книжный магазин Mistral. В том июле Джордж Уитмен расширил территорию Mistral и открыл новый читальный зал в квартире над магазином, там было три комнаты с книгами. На вечеринке, устроенной в честь расширения пространства, была Сильвия Бич, в ее честь через шесть лет Уитмен изменит название магазина на «Шекспир и С°»; еще это преследовало цель привлечь большее число американских туристов, многие из которых и по сей день верят, что именно в магазине Джорджа на улице Бушери впервые появился изданный Бич «Улисс» Джойса.