семье. По меньшей мере одной из задержанных женщин-курьеров угрожали, что на ее глазах разобьют голову ее ребенка о стену, если та не заговорит. Вишисты также выделяли ресурсы для усиления собственной полиции, причем речь шла не только об увеличении количества людей. Францию буквально заполонили люди в форме, «наблюдающие друг за другом» и вместе в конечном итоге «подавили страну под гнетом целой армии шпионов»[187]. Цель состояла в том, чтобы навсегда очистить Францию от диссидентов.

Несмотря на все сообщения об этих ужасах, успех Вирджинии открыл двери для новых женщин-агентов. Не будет преувеличением сказать, что эта «галантная дама», как ее называло УСО, изменила ход истории для женщин в разведке союзников. К этому моменту ее послужной список переломил изрядную враждебность к самой идее женщин-офицеров в полевых условиях. И как раз тогда, когда эта роль становилась особенно опасной для женщин, в августе того же года Секция F отправила первую из тридцати восьми женщин-офицеров. «Нас ждало удивление: мы обнаружили, что даже в работе… изначально считавшейся прерогативой мужчин, они проявляли большой энтузиазм и мастерство», – говорил Морис Бакмастер. «В некоторых профессиях женщины превосходили мужчин» в том числе из-за «их способности сосредоточиться на одной цели»[188]. Хотя женщины действительно продолжали играть «чрезвычайно важную роль», они платили за это высокую цену. Тринадцать, или каждая третья, из тридцати девяти женщин, отправленных УСО во Францию, так и не вернулись домой. Это по сравнению с каждым четвертым из примерно 400 агентов-мужчин. Более высокий уровень поимки женщин-шпионов отчасти был связан с тем, что многие из них брали на себя особенно опасные роли курьеров (что включало постоянное прохождение патрулей с компрометирующими материалами) или позже – радистов. Тысячи французских сопротивленцев также заплатили своими жизнями. Их типичной задачей было оставаться на одном месте, обеспечивая конспиративные квартиры для людей и оборудования, что не приносило им славы, но делало особенно уязвимыми к предательству. Каждая пятая женщина, принимавшая у себя людей или припасы, была казнена за эту работу[189].

Тем не менее, необходимость посылать в поле все больше агентов стояла настолько остро, что некоторые из них были завербованы, сами того не понимая. Владеющая двумя языками секретарша, которая невольно оказалась на интенсивном учебном курсе УСО, ждала несколько недель, прежде чем наконец осмелилась спросить одну из своих коллег-стажеров, знает ли та, что они здесь делают. Некоторые знали больше, но верили в то, что тайная жизнь была чем-то гламурным, а не смертельной битвой за выживание. Одна женщина из УСО по прибытии на корабле на Ривьеру первым делом спросила у Вирджинии, где найти лучшего парикмахера. Вирджиния не терпела такого тщеславия и ясно выразила свое неудовольствие, отправив еще одну женщину-новобранца обратно на корабль: было очевидно, что перед отъездом из Лондона она сделала химическую завивку, а это была роскошь, недоступная во Франции. Женщину могли сразу же задержать, что представляло смертельную опасность для них всех[190]. Одна из первых прибывших женщин-новобранцев из УСО, француженка лет сорока, секретарша в отеле в Вест-Энде, однако, была из другого теста. За внешней «пушистостью» и «весельем»[191] Ивонн Рюделлат скрывались крепкие нервы и острый ум. Она направилась в Тур, чтобы отважно начать работу курьером, за что была рекомендована к Военному кресту (но ей было отказано, поскольку медаль тогда не присуждалась женщинам). Месяц спустя двадцатилетняя Андре Боррель стала первой женщиной, десантировавшейся с парашютом. Она работала курьером с Фрэнсисом Саттиллом, организатором сети «Проспер» и адвокатом, известным хорошо подвешенным языком. Саттилл был мужественным человеком, но при этом имел довольно оригинальные идеи относительно того, как нужно было нанимать местных помощников. Они с Боррель выбрали будущего заместителя руководителя сети, демонстрируя в одном парижском ночном клубе пистолеты стэн – излюбленное оружие Сопротивления – «заинтересованной смешанной аудитории»[192]. Это был неудачный старт, и кончилось все тоже плохо. Обе женщины в конце концов погибли: Боррель казнили в концентрационном лагере Нацвейлер, где ее живой затащили в крематорий; Рюделлат в истощении умерла от тифа сразу после освобождения из Бельзена.

Вирджиния же продолжала работу. Однако она отчаянно нуждалась в определенного рода поддержке. Теперь, когда Бодингтон дал ей отсрочку, она не только не свернула свою деятельность, но и была занята больше, чем когда-либо. Бейкер-стрит посчитала необходимым напомнить Вирджинии, чтобы она не тратила время на помощь другим разведывательным службам союзников: польским, бельгийским и даже конкурирующей британской службе МИ-6, поскольку они опасались, что те лишь пользуются «ее добрым сердцем»[193]. Но если Вирджиния видела возможность для сбора разведданных или создания сетей, она не могла устоять. А некоторые из величайших легенд Сопротивления, в том числе Готье, все еще почти не приносили практической пользы. «Слишком много внимания уделяется велеречивым планам, слишком много слов и слишком мало дела», – жаловалась Вирджиния.

Она повторила свою просьбу о «постоянном представителе для установления контактов и проведения расследований». Но также дала понять, что Лондон может оставить его себе (очевидно, не допуская мысли о другой женщине), «если только он не будет первоклассным агентом, опытным, авторитетным, готовым брать на себя ответственность и вести полную неприятностей жизнь» и, самое главное, «не жаловаться». Выручив одного сотрудника, который потерял почти 30 000 франков и свои документы в поезде, и другого, чьи чеки почти на 40 000 франков были проиграны в казино, она устала играть роль матери для мужчин, ведущих себя как непослушные дети. Питер Черчилль сравнивал полдюжины «асов», таких как Вирджиния, которые сделали всю работу «умирая с голоду… на этой ничейной земле», и тех, кто был «неряшливым и бесхребетным, от которых слышны были только нытье и стоны» и которые «не могли держать это при себе»[194]. Все агенты были напуганы. Большинство страдало хронической бессонницей. «Тебя преследуют бесконечные кошмары неопределенности, – объяснял один из них. – Напряжение, натянутые нервы и усталость, неослабная бдительность, которой требует жизнь во лжи, – вот с чем [агенту] придется столкнуться, вот что нужно принять и научиться контролировать. С ними нельзя совладать полностью»[195]. Но даже если страх не удавалось побороть, с ним нужно было справляться, не прибегая к алкоголю, азартным играм или беспорядочным связям. Агенты должны были находить в себе силы работать дальше, но мало кто мог это сделать.

Бен Кауберн вернулся в Лион для проведения ряда стратегических диверсионных операций. Как обычно, он направился прямо на квартиру Вирджинии, чтобы подготовиться к миссии: от него требовалось убедить дружественных рабочих местного авиазавода использовать абразивы в оборудовании и взорвать линии высокого напряжения вокруг электростанции. Вирджиния никогда не позволяла