Вновь наступает пауза. Элинор затаскивает Мейбл себе на колени, пытаясь превратить себя в живую подушку. Руки и ноги опять начинают дергаться. Элинор изо всех сил пытается своим телом погасить шокирующую силу каждого припадка. Она не сразу понимает, почему ей на ноги пролилось что-то теплое. Мочевой пузырь Мейбл не выдержал припадков и опорожнился.

– Нет, – всхлипывает Элинор, чувствуя, как моча быстро остывает. По щекам катятся слезы. – Нет, нет, нет!

А потом все так же неожиданно заканчивается. Тело Мейбл расслабляется, судорожные вдохи сменяются обычным дыханием. Обе сидят молча. Элинор гладит дочь по голове и дрожащим голосом шепчет:

– Все в порядке, Мейбл. Все в порядке.

Невзирая на холод и мочу, обильно забрызгавшую их обеих, изможденная Мейбл крепко засыпает на материнских коленях. Дилли стоит и ждет хозяйских приказаний, позвякивая удилами, шевеля ушами и помахивая хвостом.

Элинор сидит, не в силах шевельнуться. Руки крепко держат спящую Мейбл, вокруг которой еще сохраняется черная тень недавних припадков. Элинор трясет. Она раздавлена.

Просторный зал в Куинс-Холле заполнен до отказа. Все места заняты. Слушатели стоят вдоль стен и по углам, сбившись в кучки и оживленно переговариваясь. При взгляде на аудиторию сердце Эдварда наполняется ликованием. Зал встречает его приглушенным гулом голосов. Перед стульями, у стены, установлен большой экран, освещенный светом проектора, размещенного сзади. На экране чуть подрагивают крупные черные буквы: «Умственная неполноценность и преступный склад ума». Чуть ниже – «Малолетний преступник и необходимость реформы на основе евгеники».

– Сегодня у нас потрясающая аудитория, – говорит Леонард Дарвин, подходя и здороваясь с Эдвардом. – Все важные и влиятельные люди. – Он делает взмах рукой. – Черчилль, Рассел, Кейнс, Стоупс, Уэллс, Шоу, и это еще не весь список. Здесь также присутствуют двое членов парламента от лейбористов – Уилл Крукс и Арчибальд Чёрч. Оба конфиденциально сообщили мне следующее: если мы сумеем заручиться достаточной поддержкой, они готовы внести в парламент личный законопроект, поддерживающий принудительную стерилизацию. Хорошая работа, правда?

– Согласен, – отвечает Эдвард.

– Если вы это провернете и еще добавите ваши предложения в сфере образования, тогда, друг мой, вам никуда не деться от рыцарского звания!

Дарвин подмигивает ему, усмехается и отходит, чтобы поздороваться с запоздавшими слушателями, которые протискиваются в дверь.

Эдвард собирает листы с тезисами, проверяет состояние проектора и выразительно кашляет, показывая, что лекция вот-вот начнется.

Зал наполняется шорохом. Те, кому зарезервировали места, рассаживаются. Когда аудитория затихает, Эдвард вновь откашливается и начинает.

– Добрый день, леди и джентльмены! Приветствую вас на своей лекции. Меня искренне воодушевляет возможность видеть перед собой столь обширную аудиторию. В течение ближайшего часа я буду говорить на обозначенные темы, – он машет в сторону экрана, – после чего вам представится возможность задать вопросы, обсудить услышанное и… – он театрально усмехается, – приобрести любые из моих опубликованных работ, а также книги моего друга и коллеги, майора Леонарда Дарвина.

Он меняет диапозитив.

На левой части экрана появляется фотография молодого парня. Вид у него отталкивающий. Впалые щеки, сигарета, торчащая изо рта. Парень нагловато смотрит в объектив фотоаппарата из-под надвинутой матерчатой кепки. Одежда на нем – безвкусная дешевка. Одного взгляда на него достаточно, чтобы заставить аудиторию съежиться и презрительно поморщиться. Эдвард не забыл мудрые слова Гарри о силе наглядных изображений. В правой части представлен список тем, которые он затронет в своей лекции, а именно:

– Друзья мои, время стремительно нас подпирает, – серьезным тоном начинает он. – Если мы не примем радикальную политику реформирования всего нашего общества, построенную на принципах евгеники, то столкнемся с плачевным будущим. Это жизненно важная мера, необходимая для здоровья нашей нации, а также всей Британской империи. Настало время действовать. Страдает наша экономика. Нашему образу жизни угрожают…

Аудитория слушает, затаив дыхание. Эдвард выступает со своей обычной страстностью. Он прочел столько лекций, что мог бы читать даже во сне. Но сейчас, когда он говорит о нежелательных элементах общества, где-то на задворках сознания перед ним возникает Мейбл. Мейбл, катающаяся в высокой траве на Лугу бабочек. Мейбл с венком из ромашек на светлых волосах. Мейбл, смеющаяся, когда он щекочет ей животик. Мейбл, плачущая, когда умер их старый верный пес Пэтч. Мейбл, бьющаяся в припадке на задней лужайке: запавшие глаза, одеревеневшие руки и ноги. Мейбл, да не та.

В горле ощущается тугой ком. Эдвард смотрит на экран. О чем он сейчас говорил? Он забыл! Его вдруг охватывает паника, и он поворачивается к слушателям. Те молчат. Сколько времени прошло с тех пор, как он произнес последнее слово? Он прочищает горло и пытается понять, сколько тем лекции успел осветить.

– Есть вопросы? – с надеждой спрашивает он.

В рядах кто-то шаркает ногами. Слышится покашливание. Эдвард подносит к губам стакан с водой и делает несколько глотков.

Вопросов нет.

Вместо Мейбл он пытается думать о безумце, убившем мать Элинор. Это помогает ему собраться.

– Но я не должен отклоняться от темы. – Он указывает на экран за спиной. – Любой из вас, кто посещал мои предыдущие лекции, хорошо знает, что я в состоянии доказать наличие тесной взаимосвязи между преступным складом ума и низкими умственными способностями. Следующий диапозитив наглядно покажет… – (на экране появляется несколько графиков), – что из всех психологических причин преступности самой распространенной и самой серьезной является тот или иной умственный дефект. – (Указка Эдварда, снабженная электрической лампочкой, подсвечивает один из графиков.) – Как видите, несмотря на то что общий умственный уровень несколько разнится, средний умственный возраст малолетнего преступника, достигшего половой зрелости, остается на уровне примерно тринадцати лет.

Эдвард с облегчением возвращается к привычному течению лекции.

– Учитывая текущую статистику совершённых преступлений и прогноз на будущее, я заявляю о необходимости подвергнуть детей из низших слоев психометрической проверке на предмет определения умственного уровня каждого. Это самый точный из имеющихся указателей на врожденную склонность к преступным действиям. Более того, во имя защиты будущего наших детей и детей грядущих поколений необходимо, чтобы в первую очередь те, кто относится к этим группам, – он подсвечивает колонку с надписью: «Слабоумные, имбецилы и идиоты», – автоматически подпадали под действие Закона об умственно отсталых и направлялись в соответствующие трудовые колонии и приюты. Это обеспечит безопасность для остального населения. Но для абсолютной уверенности в том, что дефектные гены не передадутся следующему поколению, необходимо применение программы насильственной стерилизации. В конечном счете это единственный ответ. Словом, нам требуется неотложное принятие соответствующего законодательства.