– Мама, мама!

Отчаянные крики Мейбл сопровождали их в коридоре, на лестнице, в передней, будоража и раня каждую клетку в теле Элинор.

Эдвард повернулся к ней. В глазах сверкнула ярость, какой она никогда не видела прежде.

– В моих генах этого нет! – бросил он жене.

– Хочешь сказать, что это от меня?

Он не ответил, плотно сжав губы. Он весь дрожал. От гнева? От душевной боли? Этого она не знала. А Эдвард с Джимми на руках наклонился, чтобы погладить подбежавшего Байрона.

– Эдвард, это вряд ли поможет, – сказала Элинор, смотря, как он ласкает пса. – Эти попытки разделить вину. А вот новое освидетельствование может помочь. Я хочу, чтобы Мейбл осмотрел другой врач. Слышишь, Эдвард? Так продолжаться не может.

Последнюю фразу она произнесла дрогнувшим голосом и выскочила в сад, уже не справляясь с потоком слез.

Скрип двери выбивает Элинор из забытья. Дверь распахивается. Вбегает Байрон, весело помахивая обрубком хвоста и высунув язык. Он тычется мокрым носом в ее ладонь, требуя ласки.

– Если ты думаешь, что я поведу тебя гулять, то очень ошибаешься, – говорит она Байрону, успевшему превратиться в почти взрослого пса: длинноногого, поджарого, с гладкой волнистой шерстью золотистого оттенка и глубокими черными печальными глазами.

Щенок предназначался в подарок Мейбл, но по непонятным причинам избрал хозяином Эдварда, хотя тот так редко бывает дома. Каждое возвращение хозяина приводит пса в экстаз.

– Прости, но тебе придется довольствоваться моим обществом, – шепчет Элинор, наклоняясь к пушистому уху.

Их дружеские отношения постепенно крепнут. Элинор гладит Байрона по голове, за что вознаграждается облизыванием руки. Тяжело вздохнув, пес укладывается возле ее ног, опустив голову на лапы, однако продолжает смотреть на хозяйку.

Элинор звонит в колокольчик. Элис ушла на почту, и чай ей приносит миссис Фолкс. Вскоре должна приехать Роуз. Глотая чай, Элинор думает о письме Софи и о том, как здорово на день-другой вырваться в Лондон. Между ней и Эдвардом нарастает раздражительность, и дружба Софи нужна ей сильнее, чем когда-либо. Возможно, подруга права и у Эдварда действительно есть отношения на стороне. Бегство от действительности – вот что это такое. После рождения Джимми их интимная близость осталась почти на нуле; ничего удивительного, если учесть продолжительное отсутствие Эдварда. Тело требует своего, жаждет его прикосновений, но они так отдалились, что перекинуть мост не представляется возможным.

Она отставляет чашку и обводит взглядом кабинет. Здесь присутствие Эдварда ощущается сильнее всего, потому она и приходит сюда, когда мужа нет дома. Здесь сохраняется его слабый запах: древесный аромат одеколона, сладковатый привкус сигарного дыма. Запах создает иллюзию его присутствия. Но быть может, Эдвард здесь что-то прячет; что-то связанное с его жизнью, о чем она не имеет ни малейшего представления. Кабинет для него – это святилище, надежное место для хранения тайн.

У Элинор учащается сердцебиение. В горле встает комок. Она открывает ящики письменного стола. Там могут оказаться письма, заметки, стихи или что-то еще. Она роется в содержимом мужниного стола поначалу робко, зная, что занимается неподобающим делом, и почти ожидая, как он вдруг приоткроет дверь, просунет голову и застигнет ее врасплох. Однако с каждым обследованным ящиком ее уверенность возрастает. Эдвард сейчас далеко отсюда, занимается неизвестно чем и неизвестно с кем. Она открывает конверты и записные книжки, просматривает содержимое папок и связок писем, но ничего не находит.

Элинор разочарованно прислоняется к спинке стула. Она почти надеялась что-то найти. Это бы ударило по ней, но хотя бы объяснило нарастающую отчужденность между ними.

Она встает и подходит к полкам, где собраны папки со статьями, написанными Эдвардом, а также конторские книги. Она присматривается повнимательнее. Здесь собраны все их банковские документы. Элинор сознаёт, что цепляется за соломинку, но, быть может, поиски прольют свет на какие-то неблаговидные действия Эдварда.

В течение следующего получаса Элинор роется в банковских документах Эдварда. Расходы по Брук-Энду ей знакомы; как-никак она сама ими занимается. Но сейчас она просматривает бумаги, касающиеся частных счетов Эдварда. Она старается как можно медленнее листать страницы. От волнения и нервозности у нее взмокли ладони. Каждую страницу она перелистывает, едва прикасаясь большим пальцем и кончиком указательного. Занятие кажется ей постыдным, сродни копанию в чужом нижнем белье. Каждый звук извне заставляет ее подскакивать. Вдруг Элис, вернувшаяся с почты, зайдет сюда вытереть пыль или мисс Хардинг заглянет после прогулки с Джимми? Как тогда она объяснит свое нахождение здесь? Как объяснит? Она никому ничего не должна объяснять. Она же хозяйка в этом доме!

Ее поиски оказываются недолгими. Суммы настолько велики, что сами бросаются в глаза. Вот они, проставленные с завидной регулярностью. Каждый месяц Эдвард снимает со счета крупную сумму денег, а именно двадцать шесть фунтов. В год это составляет триста двенадцать фунтов. Достаточно, чтобы прожить рабочему человеку. И вполне достаточно для содержания любовницы. Элинор сидит и оцепенело смотрит на цифры. Затем проверяет записи за прошлый год, позапрошлый. Она проверяет каждый год, вплоть до той поры, когда они еще не были женаты. Такое же ежемесячное снятие наличных каждый год. Год за годом, только сумма немного возрастает.

Дрожащими руками Элинор возвращает папку со счетами на место. Ошибки быть не может. Крупная сумма, да еще наличными. Эдвард что-то скрывает от нее. И начались эти неведомые траты не несколько месяцев назад, а давным-давно, задолго до их женитьбы.

В ее груди что-то взрывается, и безнадежное, сокрушительное одиночество вышибает воздух из легких. Элинор опускается на стул Эдварда, прячет лицо в ладонях и плачет, стараясь, чтобы ее плача никто не услышал. Муж всегда был для нее надежной скалой. Вплоть до сегодняшнего момента она и не подозревала, сколь сильно уповает на прочность этой скалы. После трагической гибели их матери Эдвард, по сути, спас ее и Роуз. Ей казалось, что он любит и боготворит ее, однако все ее убеждения оказались всего лишь фантазией. Он никогда ее не любил. Да и мог ли, если все эти годы содержал любовницу? Как он смел с самого начала ей лгать и жить двойной жизнью?! Это кажется невозможным, это какой-то искаженный, фантасмагорический, несуществующий мир. Но она собственными глазами видела суммы. Чем еще объяснить их происхождение?

Сначала Мейбл, теперь Эдвард. Все, что было дорого Элинор, утекает у нее сквозь пальцы, словно мелкий сухой песок.

Эдвард отодвигает стопку листов и трет глаза, стремясь прогнать усталость. Листы представляют собой черновик диссертации на звание доктора философии и принадлежат одному из студентов, которых он курирует. Вот уже несколько лет подряд полноценный, восстанавливающий силы сон без сновидений для Эдварда – редкая роскошь. Минувшая ночь была особенно тяжелой, и сейчас он расплачивается за ее последствия.