Я изобразил на лице что-то наподобие «sorry, sir», постаравшись сделать это как можно менее искренне.

Очки незнакомца были такие здоровенные, что отражали решительно все: и строящийся коттедж без крыши у меня за спиной, и марево бетонной пыли, и задом ползущий экскаватор, и откуда ни возьмись появившееся в небе облачко размером с плевок, и работяг в фирменных робах компании и касках — короче, все то, что на данном этапе составляло мою персональную Вселенную. На первом плане был я сам, голый по пояс, то ли в знак протеста, то ли для загара. Рожа у голого по пояс тунеядца была вызывающая.

Что до красного кабриолета, кажется это был «Бентли», то износ тормозных колодок по дороге сюда обошелся его владельцу в сумму не меньше той, что я намеревался получить у куклуксклановца Дюкруа в качестве отступных.

Само собой, что в ответ на мою ехидную гримасу лицо незнакомца ничего не отразило. Только облачко криво проплыло в черных стеклах. Он просто стоял, сложив руки за спиной и немного расставив ноги. Он стоял и смотрел на меня, неподвижно, почти окаменев.

Я глянул на свои «Командирские», вытер со лба пот, почесал заживающую болячку на локте и уставился в небо в поисках уплывшего облака — под прицелом очков было чертовски неуютно. Конечно, я мог просто развернуться и уйти… Мог ли? Я был загипнотизирован. Загипнотизирован не столько странным явлением, сколько предчувствием чего-то огромного, с ним напрямую связанного, чего-то, что изменит мою жизнь, уже меняет.

Я заставил себя встать, почесал комариный укус, медля… Вот черт! Очки сбили меня с толку. Ну конечно: он смотрит не на меня. Просто смотрит. На стройку. На коттедж Позади меня. Это, может быть, вообще его коттедж. Или нет: он смотрит на фронт работ. Он, скорее всего, президент компании. Ну, не президент, так управляющий или коммерческий директор какой-нибудь. Короче, ответственное лицо, приехавшее полюбоваться на стройку. Отсюда, я для него — рядовой тунеядец, без фирменной куртки и каски, пренебрегающий техникой безопасности и ведущий себя вызывающе.

Сорри. Пардон. Виноват. Я, считайте, мистер, уволился уже. Таких работничков, как я, оплачивать, знаете ли… хе-хе. Себе в убыток. Так что, всего хорошего. Откланиваюсь. Кстати, не подкинете до центра? Монреаль, Торонто тоже подойдет. Расплачусь дрелью «Бош». Она такая мощная, что вам обязательно понравится. Можно делать дырки в железобетоне как в масле, если появится такое желание. Гм… Сейчас, только соберусь.

Я вытряхнул куртку, пару раз чихнув. Затем надел, чувствуя, как разом зачесались плечи, старательно застегнул одну за другой все пуговицы и лишь затем косо оглянулся на незнакомца.

Его не было! Исчезла и красная машинка. Лишь у самого горизонта полз клуб дорожной пыли да валялся мой бычок, уже успевший покрыться белой пылью. Чертовщина! Но этого же просто не может быть! Какой неслышный ход у дорогих машин. Мираж. Я, наверное, перегрелся на солнце. Когда-нибудь я себе такую же куплю, надену черные очки и буду разъезжать по малонаселенным районам, смущать честных тружеников.

Я похлопал себя по штанам и с отвращением отправился вкалывать, на ходу размышляя, что никакой это не управляющий компанией, если даже не переговорил с иезуитом Дюкруа.

Кажется, у меня тогда мелькнула мысль, что с этого момента жизнь моя изменится коренным образом, сейчас уже не помню…

Я свалил с Северо-Запада, как сам себе и обещал, но неудачно. Меня посадили за дрель и, кажется, намеривались депортировать из страны. Это означало бесплатную дорогу домой. Я был так счастлив, что даже негр охранник с тяжелым взглядом русского мужика, с похмелья натершегося черной ваксой, начал вызывать во мне тоску по родине. Он любил давать неожиданные тумаки и слово «фак».

В небольшом городке, куда меня перевезли — я даже не помню его названия, — одинокий узник заочно праздновал победу под тоскливый перестук осеннего дождика за окном, забранным нестрашной решеткой. Никого против сухой буквы закона! Во всей этой кленовой стране не было ни единой души, в которую могло бы закрасться сострадание к ничтожнейшему из воришек. Ни друга, ни родственника, ни любовницы. Разве что Дюкруа вздумает внести за меня залог, чтобы не расставаться со своими тайными пристрастиями. Пусть только попробует! С того момента, когда он перестал быть для меня начальством, ему лучше мне на глаза не появляться.

Вот только дни разом замедлили свой железнодорожный бег, как всегда бывает, когда очень ждешь чего-нибудь. От нечего делать я мечтал. Мысленно возвращался домой, крепко прижимал к себе мягкую и немного незнакомую маму, приносил с кухни табуретки и рассаживал дружков-приятелей в своей комнате, остепенившихся и потолстевше-олысевших. Летели на пол крышки от «Балтики», а я неспешно заводил рассказ про свою зарубежную лайфу, которую я обязательно приукрашал. А так как, от изобилия времени, мечтания мои имели спиралевидно-поступательный характер, то по истечении нескольких дней таких вот грез я успел сделаться прорабом, а Дюкруа — каменщиком и тунеядцем, который к тому же попытался спереть у меня дорогую дрель.

В один из таких моментов, когда я расчувствовался до того, что зачесалось вокруг глаз, загремела наружная цепочка и засов по-мясницки лязгнул в неурочный час. Это могло означать только одно — свершилось! Я ласково уставился на негра. Глаза у меня в тот момент были полны добротой, как у коровы, которую доят.

— Тебя выпускают под залог, придурок, — прохрипел охранник, давая мне самый что ни на есть последний подзатыльник. — Фак!

Шутка мне не понравилась. Еще меньше мне понравилось, что это и не была шутка. Ошарашенный, через каких-нибудь полчаса я стоял на улице, теребя в руках визитку адвоката и свои личные вещи, которые занимали в пластиковом пакете самое дно. Воздух свободы вперемешку с мелким холодным дождем был очарователен. Худшего случиться просто не могло.

Я стоял на серой пустынной улице, на задворках незнакомого мокнущего под дождем городишки, и мне было совершенно все равно, куда идти — направо, налево, а может быть, просто остаться под козырьком и проторчать здесь до тех пор, пока надо мной не сжалятся и не возьмут обратно.

Какая гадина внесла за меня залог? От невозможности дать ответ в голове у меня создалось неприятное тяготение. Все произошло так неожиданно, что я просто не додумался спросить о главном.

И вдруг я увидел ответ.

На другой стороне улицы, наискосок, сквозь серую мглу дождя, почудился красный мазок. Я двинулся в его сторону, прислушиваясь к себе. Ерунда, конечно, но нужно убедиться. Ноги шли сами собой. Потом сами собой побежали.

Когда до красной спортивной машинки оставалось не больше двадцати метров, она уркнула мотором и уплыла по блестящей пузырящейся мостовой.

— Скотина… — прошептал я первые попавшиеся слова благодарности, моргая от воды, которая затекала в глаза.

Я мысленно схватил булыжник и всадил его в заднее стекло размашистым броском. Стекло, ухнув, приняло камень и осыпалось внутрь. Тоже мысленно.

Когда подфарники утонули в конце улицы, я очнулся и бросился к дверям тюряги. Вряд ли до меня кто-нибудь ломился в эти двери с такой настойчивостью.