Прямо перед ним на скамейке сидел Фарман, жрец Фрейра, по количеству своих видений превзошедший всех в Англии, а в мире сравнимый только с Виглейком из Норвегии. Фарман пребывал в неподвижности, глядя вдаль широко открытыми, но невидящими глазами. Наткнувшийся на него жрец осторожно приблизился, убедился, что Фарман не сводит немигающего взора с какой-то точки. Жрец торопливо отступил за угол и замахал руками, подзывая остальных. Через некоторое время перед провидцем полукругом стояли два десятка жрецов Пути, отогнавших толпу учеников и мирян. Все молча ждали, когда Фарман зашевелится.

Вот его глаза моргнули, он заворочался на скамье, заметил окруживших людей.

— Что ты видел, брат? — спросил один из них.

— В конце… в конце я видел дерево и змея на нем. Под деревом стояла женщина, очень красивая. Она протягивала яблоко мужчине, а тот… потянулся за ним. Все это время змей следил за ними, и его раздвоенный язык сновал туда-сюда.

У жрецов Пути это не вызвало отклика. Ни один из них не читал христианских книг, они ничего не знали о Сатане, об Адаме с Евой и грехопадении.

— Но сначала… сначала я увидел нечто более примечательное. То, о чем должен услышать король.

— Единого короля нет здесь, брат Фарман, — мягко напомнил жрец, знающий, что после видения человек не сразу приходит в себя.

— Его заместитель. Его партнер.

— Его партнер — король Альфред. Он возглавляет совет олдерменов. Никаких заместителей нет.

Фарман потер глаза.

— Я должен все записать, пока картина не поблекла. А потом нужно передать весть королю.

— Не расскажешь ли нам об увиденном?

— Опасность и смерть! Огонь и яд… И погубитель Бальдра вырвался на свободу.

Жрецы замерли. Они знали, чье имя не назвал Фарман, — имя бога, о котором напоминал костер, разжигаемый в священном круге.

— Если погубитель Бальдра вырвался на свободу, — медленно проговорил один из жрецов, — что может сделать английский король Альфред? Вместе со всеми олдерменами?

— Он может вернуть флот, — ответил Фарман. — Послать все корабли туда, откуда исходит угроза. И теперь это не устье Эльбы и не Даневирке. Погубитель Бальдра гуляет где хочет, но сначала он объявится на юге, куда в день Рагнарёка поскачут сыны Муспелля.

Он тяжело поднялся — ни дать ни взять человек, безмерно уставший в долгом-предолгом пути.

— Я ошибся, братья. Мне следовало сопровождать единого короля, когда он отправился искать свое предназначение. Потому что все наши судьбы связаны с его судьбой.

Из малоизвестного до недавних пор Пигпуньента во всех направлениях скакали всадники. Некоторые гнали лошадей что есть мочи, поскольку ехать им предстояло недалеко. Этим людям было поручено явиться в замок каждого барона, в каждую горную башню и потребовать, чтобы все способные держаться в седле мужчины присоединились к своему императору. Требования гонцов не выполнялись, ведь в сложной политической обстановке пограничья, когда франкам противостояли испанцы, а христианам — еретики, когда постоянно совершали набеги мавры, а иудеи выставляли кордоны на дорогах и перевалах, никакие бароны, даже те, кого осведомители Бруно считали преданными святой церкви, и помыслить не могли о том, чтобы оставить собственные земли без защиты. Да Бруно все равно не доверился бы им. Но они составят кольцо оцепления на первое время, а потом их заменят более надежными воинами. В настоящий момент империи и ее императору требовалось как можно больше вооруженных людей.

Другие гонцы передвигались солиднее, маленькими группами, с запасными лошадьми в поводу. Им предстояли более долгие путешествия, иным надо было преодолеть за несколько дней сотни миль, чтобы добраться до безопасных внутренних частей империи; в дороге по предъявлении императорского жетона они будут получать сменных лошадей. Дальше всех ехали те, кого послали в крепости ордена Копья, находившиеся в немецких землях на севере и востоке, отделенные горами или могучим Рейном: во Фрейбурге и Вормсе, Трире и Цюрихе, и даже в высокогорном альпийском Берне. Оттуда нужно привести людей, на которых особенно полагался император Бруно, всех монахов-воинов ордена Копья, необходимых, чтобы выиграть эту войну и довести поиски до конца. В обителях ордена нет места для колебаний и расчетов. Но преданные бойцы не прибудут тотчас, и их гораздо меньше, чем хотелось бы императору.

Были и всадники, ехавшие на промежуточные расстояния, в епископства всех марок Италии и Южной Франции: в Массилию и Верчелли, Лион и Турин, Каркасон и Дакс. Приказ, который они везли, был прост: «Пришлите всех, кого сможете. Не обязательно рыцарей, не обязательно тяжеловооруженных и благородного происхождения, хотя они тоже должны явиться, чтобы командовать остальными. Пришлите каждого, у кого есть пара глаз и охотничий лук. Пришлите охотников и браконьеров, сокольничих и углежогов. В любой деревне пастор должен знать, кто умеет находить дорогу в темноте, кто может преследовать оленя в горах и маквисе. Обещайте отпущение всех грехов тем, кто сослужит сейчас службу церкви, Кресту и империи. Больше всего, — подчеркивал Бруно, — мне нужны ваши bacheliers, люди, которые на правильной латыни, на латыни прежней империи, звались vaccalarii, то есть люди vaches, коров. Пастухи, которые на крепких крестьянских лошаденках пробираются в болотах Камарга, вооруженные своим профессиональным инструментом — острыми десятифутовыми стрекалами, возящие намотанные на шляпы ленты вяленого мяса, все время готовые к нападению буйных диких быков. Слишком неопытные и легковооруженные для сражений, но способные прочесать и очистить местность, как кухарка песком очищает котел от ржавчины».

— Я хочу, чтобы это место было запечатано плотнее, чем у монахини… чем у монахинь спальня, — сказал Бруно, забыв о своей обычной почтительности ко всем сторонам религиозной жизни. — Нам не хватает людей, и, когда они начнут прибывать, принимайте и размещайте их. А до тех пор, Тассо, — добавил он для командира своей гвардии, — можешь объявить нашим парням, что спать никто не будет. В том числе и я. Выведи их, и пусть следят за каждым камнем.

— Для чего? — спросил Тассо.

— Ты видел, как эти еретики убили сами себя. А почему? Не хотели, чтобы кто-то из них проговорился. Сказал, где лежит то, что нам нужно. Оно должно быть где-то здесь. И можешь быть уверен: кто-то попытается его забрать. Поэтому мы возьмем под охрану всю местность.

— Так мы ничего не найдем, — заявил Тассо, старый боевой товарищ, которому позволялось вольно разговаривать с собратом по ордену, даже если собрат являлся его кайзером.

Бруно обеими руками ухватил его за бороду.

— Но и не потеряем ничего! Мы знаем, что нужная нам вещь здесь, и, когда перекроем доступ ко всей этой местности, нам останется только поискать.

— Мы уже искали.

— Но не под каждым камнем. А теперь мы заглянем под каждый камень в этих горах и, если понадобится, зашвырнем его в море! Эркенберт! — Бруно позвал своего дьякона, который деловито инструктировал гонцов. — Вели епископам прислать еще и кирки. И тех, кто будет ими орудовать.