Он не может ей этого вернуть! Он понял это внезапно, вглядевшись в мертвые окна особняка. Прошлое не вернуть! Нежные зарисовки в альбоме и этот заброшенный дом не имеют уже никакой связи. Мир акварелей исчез навсегда.

Дракон оказался выдумкой, и Эс-Ти никогда не сможет завоевать для нее то, чего ей действительно хочется, — жизнь, которую она потеряла.

Значит, он остался ни с чем. Ему нечем заслужить ее любовь. Он отточил клинок, достиг прежних успехов в фехтовании, хорошо обучил серого негодяя. И все это за три недели — так он спешил к победе.

И все попусту. Он может убить Чилтона и вернуться в Рай с его головой в корзине, но не получит взамен ничего, кроме отрывистого «спасибо». И как может быть иначе? Она убедила себя, что хочет отмщения, превратила Чилтона в преступника. Мщение станет бессмысленным, как только все совершится.

Она отвернется от Эс-Ти, уйдет, оставив его таким же, как нашла.

Каким жалким фатом он сейчас выглядит — пылкий рекрут, прибывший на поле брани и обнаруживший: кроме него, на нем никого нет.

Не придумав ничего лучшего, Эс-Ти направился обратно по улице, улыбнувшись хорошенькой девушке, сидевшей за кружевом в освещенном проеме двери.

— Пожалуйста… не скажете ли вы, где я могу найти себе что-нибудь поесть?

— Очень охотно, — ответила она, откладывая работу и вскакивая с крыльца. Потом подошла поближе. — Пойдите по главной улице в ту сторону, — указала она пальцем, наклонив голову к самому его плечу, перегнувшись через калитку, — повернете направо в сторону холма, в первый переулок за ярмарочным крестом. Минуете больницу и в первом доме налево найдете обеденный зал для мужчин.

Ее простой тесный чепец скрывал локоны, но голубые глаза и светлая кожа заставили Эс-Ти представить себе изобилие белокурых волос Ли.

С серьезной вежливостью он снял шляпу и поклонился:

— Благодарю вас, мисс.

Она изумленно уставилась на него.

— Мне это было нетрудно.

— Но мне это доставило истинное удовольствие. Однако я отрываю вас от вашей работы.

Постояв секунду, Эс-Ти медленно пошел по улице в ту сторону, куда она указала.

Гости-священники, вышедшие из магазина за несколько ярдов перед ним, негромко переговаривались, обменивались мудрыми кивками и глубокомысленными взглядами. Один из них прикоснулся пальцем к полям шляпы и в одиночестве пошел дальше.

В доме, где был обеденный зал для мужчин, на его стук никто не откликнулся. По запаху он нашел дорогу на кухню, но обвязанные фартуками повара вежливо-непреклонно сказали, что еда будет поставлена на стол только после окончания полуденного богослужения. Ему не дали даже пресной лепешки с горячего противня. Пришлось просто стащить одну. Однако они обнаружили это прежде, чем он успел улизнуть, и так искренне расстроились, что Эс-Ти вернул лепешку обратно.

Изгнанный с позором из кухни, он побрел обратно по главной улице. Все та же девушка по-прежнему вязала кружева у своей двери.

Эс-Ти облокотился на калитку.

— Они еще не подают, — печально сказал он.

— Да-да, — ответила она. — Не раньше чем после полуденной службы.

Он весело улыбнулся.

— Вы об этом не сказали.

— Извините. Вы очень голодны?

— Очень.

Она склонила голову к шитью. Потом посмотрела в обе стороны улицы. Помолчав секунду, чуть слышно проговорила:

— Я от вчерашнего дня оставила пирожок со свининой. Хотите?

— Только если вы разделите его со мной.

— Ох, нет. Я не могла бы… — Она опустила глаза к коленям, потом снова подняла их. — Я совсем не голодна. Но вы можете его взять.

Она исчезла в доме. Эс-Ти открыл калитку и поднялся по ступенькам. Ему вручили пирожок, завернутый в салфетку. Он уселся на крыльцо и усадил ее рядом:

— Присядьте же, мадемуазель, или я покажусь страшным невежей тому, кто сможет меня увидеть.

Минуту они сидели молча. Голодный Эс-Ти с удовольствием ел пирожок.

— Сэмюел Бартлетт, — всецело к вашим услугам, мадемуазель. Как я могу иметь честь вас называть?

— Я — Голубка Мира.

«Господи, помилуй», — подумал он.

— Чудесное имя, мисс, — сказал он. — Вы выбрали его сами?

— Мой господин Джейми выбрал его для меня.

Он наблюдал, как она растирает лоб. Потом снова склонилась к рукоделию.

— Вы нездоровы?

— О нет. У меня постоянно болит голова.

— Мне очень жаль. Может быть, следует обратиться к врачу.

— В этом нет необходимости. — Она улыбнулась увереннее. — Я совершенно здорова.

— Вы здесь давно живете?

— Несколько лет.

— Вам здесь нравится?

— О да.

— Расскажите мне — как вы сюда попали?

— Моя мать — дурная женщина — забрала меня у моего отца. Я никогда его не знала. У меня никогда не было еды вдоволь и одежды. Мать научила меня воровать. Она щипала меня, если я не приносила домой то, что она хотела.

— Вот как!

— Да, сэр. Я не знала, что поступаю нехорошо. Я была, как… как всего лишь муравей среди всех других муравьев. Но идти было некуда, и никому не было до меня дела. Потом мне встретились девушки, раздававшие одежду на перекрестке. Они дали мне юбку и чепец. Такие веселые, такие счастливые. Предложили мне стать их подругой. Взяли меня туда, где остановились, накормили и сказали, что я не должна возвращаться к моей матери. Когда я сказала, что мне больше некуда идти, дали мне денег, чтобы доехать на дилижансе до Хексхэма. Оттуда я пешком пришла сюда. Меня встретили так же приветливо, как и вас. Это чудесное место. Просто как семья.

— Правда? Может, я к вам присоединюсь?

— Давайте! — весело воскликнула она. — Мне бы этого так хотелось! Вам одиноко. Я наблюдала, как вы гуляете совсем один. Другие люди, когда приезжают, всегда ходят группами. Они не понимают, что это такое — быть в стороне. Они думают, Прибежище — это хорошее место, потому что мы много работаем. Это так, но самое хорошее — мы любим друг друга, мы никогда, никогда не одиноки. Приезжает множество девушек, чтобы присоединиться к нам, но не очень много мужчин. Только особые.

Эс-Ти прислонился к дверному косяку и сдвинул шляпу на глаза.

— И вы думаете, что я особый, да?

— О да. У вас благородная душа. Это видно по выражению вашего лица. Поняла это, как только вас увидела. Я обычно не разговариваю с гостями, но я была рада говорить с вами.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Вы не представляете себе, какое это для меня редкое удовольствие — слышать такие слова.