Интересно, что же это было? Начал приставать к жене Глеба? Да ну, таких вещей не прощают. Или наоборот – она начала приставать к нему? Но тогда из-за чего было ссориться? Ну так ведь и не поссорились в итоге.

С улицы раздались восторженные голоса – похоже, кто-то восхищался Янкой. Говорили, кажется, по-немецки. Мужской голос, женский и детский.

Высокий куст заслонял мне ограду, я привстала и увидела девочку лет трех в розовом платьице. Ее светлые волосы были стянуты в три хвостика: два по бокам и один на макушке. Она смотрела на Янку в таком восторге, что аж присела, держась за щеки двумя руками. Ее очень молодые родители – вряд ли больше двадцати – улыбались и переглядывались, наблюдая за ней.

У меня защипало в носу, горло сжало спазмом. Такое бывало редко… но бывало. Может, сегодня потому, что я сказала Глебу о том, что не могу иметь детей?

Они давно ушли, держа дочку за руки, а я все смотрела на дорогу.

- Ника…

Я повернулась к Глебу, он взял меня за руку, сжал пальцы.

- Извини, это, конечно, не мое дело, но… что тебе врачи говорят? Если что, у матери подруга в Питере, очень хороший специалист по этому делу. По лечению бесплодия. У нее даже совершенно безнадежные рожают, от которых все другие врачи отказались. Могу дать тебе телефон.

«Как ты догадался?» - хотелось заорать мне.

Впрочем… он же говорил, что у меня все на лице написано.

Я осторожно освободила руку, откинулась на спинку шезлонга, закрыла глаза.

- Это было на репетиции, - сказала я медленно, словно лепила каждое слово из глины. – Партнер меня не поймал. Рано или поздно что-то такое должно было случиться. У нас с ним… не знаю, как лучше сказать… не было нужного контакта. Знаешь, это очень важно в парных видах спорта, в танцах – когда партнеры чувствуют друг друга. Малейшие движения, эмоции. Только у нас от этого еще и жизнь зависела. Мы работали без страховки – без лонжи. Внизу сетка. И вот он просто на пару сантиметров не дотянулся. По идее, я должна была упасть в сетку, ничего страшного, хотя и не очень приятно, конечно. Но рабочие закрепили ее плохо, она сорвалась. Ну, и я вместе с ней. Конечно, она даже так меня спасла, там почти двадцать метров высоты было. Но все равно хватило.

- Так вот какой был несчастный случай, - Глеб снова взял меня за руку. – А я думал, авария или что-то в этом роде.

- Я была беременна. Очень маленький срок, я даже еще не знала.

- Выкидыш?

- Как ни странно, нет. Но меня буквально вынудили согласиться на аборт. Какая может быть беременность при переломе позвоночника. Все настаивали – мама, сестра. Муж в первую очередь. Все было очень убедительно. В теории, можно было сохранить. Но с очень большой вероятностью полного паралича ног. Врачи не хотели рисковать. Андрей – тем более.

- А ты?

Он пристально смотрел на меня, и я снова не узнавала его. Пожалуй, такого Глеба я еще не видела. Говорить о том, что произошло, мне приходилось нечасто, и каждый раз в таких случаях я больше всего боялась какого-то приторного, показного сочувствия. Сейчас ничего этого не было. Он просто слушал, задавал вопросы, но я чувствовала, что он действительно переживает за меня и был бы рад помочь хоть чем-то. Пусть даже не нужным мне телефоном врача.

- Боже мой, Глеб, я тогда вообще мало что соображала. А тут еще такое давление со всех сторон. Потом, когда уже полностью все восстановилось, даже разговоров о детях не заходило. Муж не горел желанием, я в универ поступила. А потом его вдруг пробило: мол, давай родим мальчика. Но никакого мальчика не получалось. Я обследовалась. Оказалось, что последствия аборта. Не так чтобы совсем безнадежно, но нужна серьезная операция. С очень неопределенным прогнозом. Может помочь, а может, все станет еще хуже. Или не операция, а тогда уже сразу ЭКО. Но тут Андрей встал на дыбы. Мол, это вредно, опасно, гормоны, раз нет – значит, и не надо, обойдемся. Черт, Глеб, зачем я тебе все это рассказываю?

- Значит, так надо. Надо было рассказать. Спасибо, что доверилась, - он осторожно поглаживал мои пальцы. - Ты очень из-за этого переживаешь?

- Не знаю, - вздохнула я. – Иногда накатывает. Вот так, как сейчас. Но вообще, наверно, смирилась. А у тебя как?

Вопрос прозвучал неуклюже, но я намеренно задала его именно так, ничего не уточняя. То ли «есть ли у тебя дети?», то ли «хотел бы ты иметь детей?»

- Трудно сказать, - после паузы ответил Глеб. – Раньше вообще не хотел. Казалось, что не смогу стать хорошим отцом. Работа, работа… Хотя раньше много времени проводил с сестрой, еще когда только приезжал к матери в Хельсинки. Или когда они приезжали в Питер. Мне было восемнадцать-двадцать, - улыбнулся он, - и все думали, что она моя дочь. Надо же, говорили, какой молодой папа. А Лииса сердилась и закладывала меня: мол, это не папа, это брат. А вот последние пару лет как-то начал задумываться. Пожалуй, сейчас, скорее, да, чем нет.

Мы надолго замолчали. Глеб сидел с закрытыми глазами, но я чувствовала, что он не спит, а о чем-то думает. У меня было странное чувство. С одной стороны, все, что произошло сегодня, как будто поставило наши отношения на ступеньку выше, сделало нас ближе, и все же от разговора о детях осталось послевкусие горечи. Хотя… с другой стороны, я была рада узнать, что у Глеба нет детей. Как будто это делало мою вину меньше. Вину, которая не исчезла от того, что я перестала о ней думать.

Заскучав без зрителей, Янка спрыгнула с парапета, подошла к нам, ткнулась лбом в руку Глеба, и он рассеянно погладил ее по голове.

- Глеб, - сказала я, - мне надо к себе сходить. Взять что-нибудь, что можно в ресторан надеть. Не в шортах же идти.

- Давай съездим. Или сходим. Можем прямо сейчас.

- Не сердись, я одна схожу, ладно?

Он открыл глаза, посмотрел на меня внимательно.

- Хорошо. Я пока договора посмотрю.

Забрав из комнаты сумку, я вышла на улицу и потихоньку побрела в гору. Мне просто хотелось немного побыть одной, перевести дыхание. Мы не расставались почти ни на минуту третьи сутки, и для меня вот так сразу это было немного… слишком.

Ветер почти стих, тяжелая липкая духота пласталась между разогретым асфальтом и небом, затянутым мутной дымкой. Внезапно резануло острой тоской – вроде бы совершенно беспричинной.

Нет, не дети. Да, иногда подступало, но, в общем, я давно все это уже пережила. Тем более, окончательной точки в этом вопросе врачи не поставили. Правда, возраст… Ну а что возраст? Моя начальница в страховой родила первого ребенка в тридцать девять. Конечно, риск всяких болячек... Особенно если учесть мою дурную генетику. Это у меня все вылилось в патологическую гибкость, а у ребенка может быть что-то и похуже. Но кто сейчас не рискует, рожая детей? Даже у абсолютно здоровых могут родиться больные.

Вот только от кого рожать-то? Я свято верила, что дети должны расти в счастливой, любящей семье, а не у одинокой мамаши, которая решила расплодиться по совершенно дурацкой причине: часики тикают, некому будет в старости стакан воды подать.