- Почему? – настаивал он.

- Просто… если я говорю о себе, то «заниматься сексом» получается как-то грубо, что ли, - сдалась я. – А «заниматься любовью» подразумевает…

- Любовь, - кивнул он. – Спорное утверждение, но ладно, допустим. Любовь – штука такая, тонкая. А с сексом-то что не так? Неприличное слово? Вот скажи, сейчас – ведь это было довольно грубо, нет? Такой хардкор. Наверняка к ежиному синяку еще добавится парочка, от пальцев. Только не подумай, я не специально – не потому, что на пляже об этом говорил. Так уж вот получилось. Я вообще испугался, что перестарался и что тебе больно. Но ты меня не остановила…

- Немного было, - призналась я. – Может, еще сильнее – и было бы уже плохо, но так – еще нет. Это было… даже здорово. Не скажу, что хотела бы так все время, но именно сейчас… Наверно, это было то, что нужно.

- Ну вот, - усмехнулся Глеб, снова забравшись руками под сарафан. – Значит, это был грубый, жесткий секс. Нормальное слово. Из четырех букв. Ты же филолог и должна знать, что любое слово – это просто сочетание знаков, используемое для обозначения предмета или явления. Звуковых или графических. Если есть явление, значит, должно быть и слово для него. Помнишь, как у Раневской?

- Жопа есть, а слова нет? Блин, какой ты, Глеб, умный, тебе череп не жмет?

- Не-а, ни капли, - фыркнул он. - Так вот, нет неприличных обозначений, есть уместные или неуместные в разных ситуациях. Поверь мне, когда ты разрешишь себе без стеснений называть словами все, что видишь и трогаешь руками… и не только руками… удовольствия от процесса получишь намного больше. Можем попробовать… в более комфортной обстановке.

Я снова смущенно уткнулась в его плечо.

- Господи, Ника! – простонал Глеб. – Не обижайся, но если бы мне сейчас попался твой муж, я бы с удовольствием надавал ему по шее. Что надо было делать, чтобы такая чувственная женщина стала бояться себя – своего тела, своих ощущений?

- Я не боюсь! – возмутилась я, как будто он назвал меня фригидной ледышкой.

- Еще как боишься. Твои запреты – тут я не спорю, у каждого свое. Но даже в том, что ты себе разрешаешь, все равно боишься. Как будто ты на арене, на тебя смотрят тысячи зрители – не дай бог облажаться. Что они о тебе подумают, что скажут. Странно, но мне ты доверяешь намного больше, чем себе. Иначе не поехала бы со мной на остров. Не согласилась бы перебраться ко мне. Не предложила бы вот так – без костюма химзащиты. И не сказала бы… то, что сказала. А сама просто не даешь себе быть полностью свободной.

- О лепа, о драга… - пробормотала я.

- Да, именно так. Не думал, что ты это запомнишь. Слушай, я знаю, что мы сделаем. Помнишь лестницу, по которой ты со своей горы на море спускалась? Улицу Домагоя Виды?

- Чего? – изумилась я. – Какого еще Виды?

Уж насколько я была далека от футбола, но и то знала, что так зовут игрока хорватской сборной, который скандально прославился на чемпионате мира, выложив в интернет ролик с какой-то антироссийской фигней.

- Ладно, ладно, князя Домагоя. Так вот, наверно, видела там справа заброшенный участок?

- Ну, и?

- Там растет трава.

- И что?

- Ника! – Глеб закатил глаза. – Трава. Дурь. Марихуана. Ганджа. План. Предлагаю забраться туда ночью, нарвать, накуриться и устроить оргию. И никаких стеснений.

- Я же не курю, - растерялась я. - И ты тоже. И вообще…

- И вообще там одна лебеда растет.

- Черт! – я шлепнула его ладонью по животу. – Ты все время будешь меня подкалывать?

- Да, а что? – он обнял меня за талию. – Ты, кстати, тоже та еще язва и ехидна. И змея. Не зря ты ее на канате изображала. Небось, еще и шипела.

- У маленьких женщин под землей два метра змеиного хвоста, - важно сообщила я. Так дети говорят: «Я уже большой».

Глеб сдвинул руку с моей талии немного ниже.

- Точно, - кивнул он. – Нету. Где-то под землей волочится.

С топотом пробежали вверх по лестнице двое мальчишек, посмотрели на нас, радостно загоготали.

- Как они только видят со света в темноту? – с досадой спросила я, неловко слезая с парапета.

- А здесь не так уж и темно. Тебе просто кажется, когда сама на свет смотришь.

- Ты хочешь сказать, что все, кто по лестнице поднимались, нас видели? – ужаснулась я.

- Ну да. А что?

- Пойдем отсюда, - попросила я, умирая от смущения и одновременно от желания расхохотаться.

Мы вышли из тупика, спустились почти до самой набережной, и тут я резко остановилась.

Незащищенный секс имеет некий побочный эффект, при котором наличие нижнего белья очень даже желательно. Но мое так и осталось валяться в тупике.

- Глеб… - пробормотала я, кусая губу. – Трусы…

- Ника, - поморщился он. – У тебя что, одни-единственные? Или дороги как память? Черт с ними, пошли, не простудишься.

- Они от купальника, - захныкала я.

- Ладно, подожди здесь, я схожу.

Минут через пять Глеб вернулся с пустыми руками.

- Нету. Улетели на Марс. Похоже, кто-то утащил в качестве сувенира, - сказал он, с трудом сдерживая ухмылку. – Наверно, те же мальчишки. Лучше даже не думать, с какой целью. Все, забей.

Между тем ветер, который уже с ночи хорошо раскачал море, все крепчал. Мне приходилось придерживать юбку сарафана, чтобы не обрадовать вдруг публику своей голой задницей.

Мы уже почти поднялись по своей лестнице-улице, когда навстречу попался аккуратный, чистенький дедушка-турист. На нем были сандалии с носочками, длинные шорты, хорватская футболка в красно-белую клетку и что-то вроде тирольской шляпы на голове. Довершал картину висящий на шее фотоаппарат. Когда до него оставалось всего пара ступенек, порыв ветра с набережной все-таки задрал мой сарафан буквально на уши. Дедушка вытаращил глаза и приоткрыл рот. Я в ужасе застыла на месте, не в состоянии пошевелиться.

Резким движением вернув подол на место, Глеб сказал что-то по-хорватски и тут же перевел на английский, увидев, что дедушка не понимает:

- Это местный обычай. Хорватские девушки летом не носят нижнего белья.

Дедушка ошарашенно кивнул и пошел дальше, а мы свернули на лестницу, которая вела к вилле.

- Ну и что ты наделал? – спросила я, остановившись. – Опозорил всех хорватских девушек оптом. Теперь этот старый хрыч вернется домой и будет всем рассказывать, что хорватки ходят без трусов.

- Да кто ж ему поверит? – беззаботно возразил Глеб. – И потом, ты уверена, что они ходят в трусах?

- Ну, это уж тебе лучше знать.

- Ника, ты прелесть! – засмеялся Глеб, прижал меня к стене и начал целовать куда попало. – Пошли скорее, - прошептал он. – Я больше не могу.