Оно ж как? Можно слыть донельзя, по самое не хочу, крутым сталкером или наемником. Шляться повсюду, искать нужное и необходимое, гордиться самим собой и собственными подвигами, так? Несомненно. Или, к примеру, стоять по периметру города, ежедневно, с самого момента, как вышли из убежищ, защищая и охраняя. Тоже ведь весьма круто? Еще как. Кто там окажется в том же списке, собранном по ранжиру крутости и необходимости? Ну…

Врачи? Совершенно верно. Нуте-с, больной, что тут у вас? Гангрена, и, вдобавок, одновременно понос из-за выпитой вчера водички из колодца, обложенного трупами крыс, волколаков и «челноков»? А это чего? Амулет святого Сульпиция из Гая, сделанный из небесного металла? Хм, надо же, как интересно фонит ваш небесный металл, м-да. Так, сестра, подготовьте мне спирту. Ага, нуклеиды выводить, руки сполоснуть и микробы убить.

Фермеры? И эти подходят. Поди-ка, проживи не за стенами фортов, без убежища, без башен и постов с пулеметами, да еще и расти жратву для всех тех, у кого есть что-то из вышеперечисленного. Горбаться с утра до вечера, да и ночью не всегда сразу спать укладывайся. Гоняй стаи диких собак, диких бродяг и диких мутантов. Ешь от пуза или зимой, или в праздники. Трогай кожу на носу, лупящуюся от ветра и прыжков температуры, и мечтай о жизни в городе.

А железнодорожники? У-у-у, тут Морхольд совершенно четко осознавал свою некую ущербность. Понятно, найденные упаковки, к примеру, иммуномодулирующего «циклоферона» очень важны, особенно если они в свое время закрывались в вакуумной укладке, и свойств не потеряли. И дело он сделал хорошее, принеся их в Кинель и продав в клинику или лазарет. Но вот железка…

Не просто восстановить часть путей, а практически протянуть ветку отсюда и до Отрадного, до Кротовки, за семьдесят-восемьдесят километров. Путь, подаривший людям главное. Дорога стали, давшая им самую настоящую надежду. И какой ценой?!! Суметь из кусков железа и корпусов локомотивов, давно брошенных и ненужных, создать десятки единиц подвижного состава. Представить себе что-то серьезнее – пока не получалось. И вопрос о том, почему во главе крепости стоят не военные, торговцы или представители ферм и садов-полей-огородов, не стоял – Кинелем, по праву сильного умом управляли инженеры-путейцы.

На пути, фыркая и еле заметно трясясь дрожью всего своего мощного стального тела, красовался локомотив с высокой тележкой тендера. Под сцепку, спереди, подгоняли передовую платформу с пулеметом и тележкой на телескопическом управлении. И защита, и мера безопасности. Сзади, плотно прижавшись друг к другу, чуть подрагивали три одинаковых вагона, увенчанных башенками с орудиями крупного калибра. Эти-то, вместе с самим стальным конем, железнодорожники облили броней сверху и донизу, а вот остальным прицепленным чудам техники броня не полагалась по определению. Хотя кое-какую защиту пассажирам все-таки давали.

– Нам с тобой вон на ту платформочку. – Морхольд показал на вторую с краю вытянутую железную тележищу с откидными бортами и наваренными решетками. – Там и поедем.

– Опасно же… – Даша посмотрела на него, неуверенно, с явным испугом. – Вечером, вот в ней…

– А ты полагала, нас пустят вон в те три красавца? – он ухмыльнулся. – Не-не, девочка, там места только для избранных. А избранных в Кинеле хватает. О, глянь-ка, наш с тобой общий друг идет.

Мимо них, держась за плотным светлым мужиком в трещавшей по швам кожанке, прошел Клещ. Мазнул, с явной злобой, по ним обоим взглядом, и что-то сказал «кожаному».

– Это ж его батька, так?

– Ага. – Даша вздохнула. – Неужели снова?

– Посмотрим.

«Кожаный», или Алексей Александрович Клещев, остановился рядом с ними. Отмахнулся от сунувшихся вперед, крепких ребят с ухватками бывалых спецназовцев.

– Здравствуй… Морхольд.

– И тебе не хворать, – тот улыбнулся. В основном для ребят с оружием, старательно окруживших его с Дашей со всех сторон.

– Некрасиво как-то получилось. Не находишь?

– Это ты, Алексей Саныч, о чем сейчас?

Издевательски? Больше Даша никак и не смогла бы назвать ни тон, ни сам голос. Клещев сморщился, как от чего-то кислого, неожиданно попавшего на язык. Чем дальше, тем страннее становился ее спутник или люди, чуть ли не через одного знавшие Морхольда.

– А то ты не знаешь.

Не знает он… Дарья повертела головой, видя вокруг одно и то же: серые костюмы, бронежилеты с красным непонятным тараканом на груди, придерживаемые наизготовку АК, ожидающие боя глаза. Бойцы у Клещева старшего, и Даша никак не могла этого знать, подбирались хорошие. Сам негоциант, занимающийся торговлей всем и со всеми, средств на них не жалел. Даша же, ощущая это интуитивно, чувствовала и еще кое-что. Страх.

Тот просачивался через поры, липким и неприятным потом, дотягивался до нее и ее спутника испуганными щупальцами постоянного напряжения. Она не могла в это поверить, но это было.

– Знаю. Каждый получил по заслугам, понимаешь? – Морхольд чиркнул по молнии куртки спичкой. Закурил, окутавшись клубами, кашлянул. – Так?

– Да я… – Клещев покраснел, нахмурился, но так и не закончил начатую мысль. – Ты ж понимаешь, что если бы не…

– Ну-у, ты попробуй. – Морхольд снова осклабился, продемонстрировав некоторую пустоту между зубами. – Давай, Клещев, скомандуй чего-нибудь парням. Ну? Не, не станешь ведь.

– Не стану. – Клещев сплюнул. – Здесь – точно не стану.

– И хорошо. – Сталкер кивнул. – А там… посмотрим. Каждый всегда получает по заслугам. Жестоко, но справедливо, не находишь? А вы, ребят?

Ребята отвечать не спешили. Повинуясь движению головы хозяина, отодвинулись, прикрыв его с боков. Клещев развернулся к сыну, так и стоявшему в стороне и потопал к одному из трех бронированных вагонов.

– Дела… – Морхольд сплюнул. – Все так, понимаешь, шло себе, шло, гладко и ровно, и тут эти поганцы появились. Сходить придется раньше запланированного.

– Раньше?

– Ну а что? – он повернулся к ней. – Нет, будем ждать конечной станции, где нас возьмут и постараются оприходовать по полной? Гордость же задета, ты только подумай.

– Почему они тебя так испугались? – Даша протянула руку. Поймав несколько тут же растаявших снежинок, уже несколько минут мелькавших среди так и не прекратившегося дождя. Покачала головой. – Я просто не понимаю. Из-за чего?

Морхольд прищурился, глядя в темнеющее небо. Плотные серые тучи накатывали одна на другую, кучами, плотными и грозными, вихрились вверху.

– Не, не должен снег-то пойти… Почему-почему? Потому что гладиолус.

– Какой гладио… Что?

– Ай, ну тебя. Старая история. Как про Машу-санитарку. Так же раздули из ничего самого настоящего слона.

Он проверил, как входит-выходит из кобуры на левом боку револьвер. На правом бедре, в черной, точь-в-точь как у Дарьи, кобуре, прятался матовый серый здоровяк Стечкин.