Где-то в коридоре зашуршали. Пуля выстрелил на звук, услышал булькание и стон, выстрелил еще раз. Экономить патроны сейчас не стоило, слишком хитры и опасны оказались людоеды. Он сплюнул, прочищая горло. В груди больше не разрывались в крошево осколки стекла, зато взамен начало припекать. Покачиваясь, встал, схватившись за первое, что попало под руку. Встретившись взглядом с мертвыми белесыми глазами подвешенного худого мужика, лишь покачал головой. Бояться мертвых глупо. А вот тех трех оставшихся в живых, еще как стоило.

Всего милых и улыбчивых фермеров ему попалось семь штук: мамаша, низкая, широкая, со странновато перекошенным лицом; отец, высокий и лысый, постоянно жующий губами, как лошадь; мелкая пакостная деваха лет тринадцати с роскошной тугой косой. А еще два молодца, одинаково страшных и глупых с лица, молодуха, призывно качающая по очереди то сдобным крупом, то немалыми грудями, натягивающими цветной и жутко грязный свитерок, и ее подружка, отвратная тощая девица с бледно-синюшным лицом и светлой паклей на голове. Самые обычные лица современной жизни, со всеми неприглядными последствиями Войны. А последствий, на глазок, хватало: от красных набухших век у папани, постоянно вытирающего левый слезящийся глаз, до странных, напоминающих раскрывшиеся розочки болячек на полных икрах жопастой перезрелой красотки. Один из близнецов, судя по коричневым пятнам на заду брезентовых штанов, явно забыл подтереться, а второму не помешал бы дантист, хотя бы такой отъявленный садюга и неумеха, как Дуплович из Демы.

От предложенной еды Пуля отказался. Он вообще хотел уйти дальше, едва заприметив низкое и длинное здание впереди, но конь все же сдох, растертая в кровь нога требовала отдыха, фильтров у противогаза не осталось, «химза» прохудилась, а с юга несло тучи. Когда тучи несло с юга, то как пить дать жди не простого дождя, так как на юге, если Азамат правильно помнил географию, находился Донгузский полигон, а уж ровняли его с землей, как предполагал наставник в учебке, серьезно и вдумчиво.

Вот так и получилось, что он сидел на лавке рядом с пышащей жаром печуркой, слушал непонятные вопросы и потихоньку клевал носом. В сон тянуло неимоверно, Азамат проваливался в мягкий и розовый пух забытья. Дебелая молодуха, растянув губищи в неприятной улыбке, незаметно оказалась рядом, потянула за собой. Пуля встал, осоловело покачав головой. Желание заснуть набирало скорость как винтовочный патрон, желая окончательно отправить его в беспамятство.

– Пойдем, пойдем, сахарный ты мой, – молодуха провела малиновым языком по верхней, вялой и вислой губе, подмигнула. В разорванном от ворота и ниже платье тяжело качнулись белые груди, чуть пахнуло потом. – Я уж тебя отведу в кровать, пойдем, пойдем…

Папаша семейства засмеялся, взбрыкивая ногами, запрокидывая голову назад совершенно как недавно сдохший азаматовский меринок. Близнецы вторили, шмыгая носами и похрюкивая. Остальные хмыкали и слегка похихикивали. Азамат качнулся вслед за настойчивой девкой, уперся рукой в бревна. А куда это он шел? И зачем? И с кем?

Странно, но он совершенно не мог вспомнить, как их зовут. И даже не совсем точно понимал причину, из-за чего так доверчиво начал поворачиваться к смрадно дышащему коридору, ведущему куда-то в глубь дома. Неожиданно ногу обожгло болью, следом из-под лавки донеслось булькающее разъяренное шипение. Азамат покосился на штанину, на глазах покрасневшую, и на нехилую мохнатую лапу с выпущенными крючьями когтей, прячущуюся обратно.

– Поганец! – завизжала молодуха. – Тварь шелудивая! Кот помойный!

Ее товарка, тряся дряблыми бледными щеками подскочила, ударила под лавку длинной кочергой, скрученной из прута. Из-под лавки вылетел серо-полосатый, свалявшийся, пыльный и злобный огромный кошак. Вылетел, оскалив длинные клыки, и прыгнул на бледную немочь. Но не долетел, столкнувшись с двумя неприятностями. Цепью, дернувшей его назад и кочергой, ударившей куда-то по густой шубе. Сивая тощага могла вмазать животине и по голове, разом успокоив ее насовсем, но пожалела. Однако Пулю именно этот аспект сейчас совершенно не интересовал, потому что с ним тоже случилась парочка интересных вещей.

Боль вернула его в сознание, загнав сон куда-то глубоко и далеко. И эта, первая из интересностей, оказалась же и причиной второй. Пуля замер, стараясь прикрывать глаза все также сонно, и одновременно решал – что делать?

Гостеприимные хозяева, если взглянуть на них не прямо, а сбоку, разом теряли свои и без того не особо приятные, но хотя бы относительно нормальные, образы. У папаши отсутствовал кусок кожи со скальпом слева, замененный костяным наростом с отверстиями. В дырках лениво шевелилось серое с красным, перекатывалось, волнуясь мелкой дрожью. Мамаша особо не поменялась, кроме того, что на поясе у нее висело с десяток отрезанных сухих пальцев. Больших. На остальных Пуля уже не смотрел… кроме девчонки. Та как раз, осталась прежней.

– Ну, милый, что встал? – пухлая жаба с торчащими изо рта кривыми зубами, снова потянула его за собой. Причмокнула мокрыми пельменями губ, облизнулась.

Под ментальный морок Пуля пока еще не попадал, но про мутантов таких слышал. Осталось только придумать хотя бы один вариант того, как выбраться и остаться целым. И хорошо, что не поел ничего.

Он сонно оперся на подставленное плечо, заволакивая ноги, двинулся вперед, в душную прелую темноту и странные запахи. Оглянулся, зевнув, быстро огляделся. Уродцы, собравшиеся на огромной захламленной кухне, выжидающе и не скрываясь, уставились ему вслед. Но Азамата куда больше интересовали блеснувшие желтизной глаза из-под лавки. Чутью Пуля доверял, подводило оно редко. И сейчас здесь, в глубочайшей жуткой срани, странный мутировавший кот показался ему союзником.

Несколько раз, совершенно специально, Азамат споткнулся и чуть не упал. Молодуха заливалась противным гавкающим смехом, подхватывала его и все пыталась залезть короткими пальцами в штаны. Азамат что-то мычал и шел дальше, внимательно прислушиваясь к шуму за спиной.

– Ну, вот и пришли, при-ш-ш-ш-ли, – с придыханьем зашептали прямо в ухо мокрые губы. Ее трясло, густо пахло свежим и старым потом, и даже через плотную ткань куртки Пуля чувствовал впивающиеся острые ногти. – Милы…

Договорить ей он не дал. Воткнул нож в подреберье, провернул, зажав рот ладонью и наплевав на скребущие по вытертой коже перчатки зубы. Навалился, вытащив клинок, перехватил и, отодвинувшись, полоснул по горлу. Сильно и глубоко, с удовольствием услышав хруст рассеченной гортани и еле уловимый треск столкнувшейся кости и стали. Она булькнула, забилась под ним, захрипела. Пуля зажимал рот, наплевав на кровь, слушая шум в коридоре.

А там стало тихо. Очень подозрительно тихо.

Азамат убрал нож, потянул на себя обрез из-за спины. Хрен знает, что заставило сглупить местных, оставив ему оружие. То ли полагались на чары недавно усопшей родственницы, то ли совершенно поглупели и возомнили о себе черт знает что. Осторожно взвел курки. Патронов в патронташе должно было хватить на всех… если стрелять не абы как, а в цель.

Он выглянул в коридор, надеясь никого не увидеть. Ошибся. Его уже ждали.