Телевизор в спальне я выключила после полуночи. Это могло случиться и полчаса, и четыре часа назад. За окном – непроглядная тьма. Я трогаю голое плечо дочки: не снится ли мне все это? Оно бархатистое и прохладное, но я не спешу прикрыть его одеялом, как обычно.

Тихая болтовня в голове: Сюзанны собрались на совещание. Я нащупываю в кровати телефон и смотрю на время: 3.33. Чарли дышит ровно, лучше пока ее не будить. Пока.

Снова этот звук. Что-то падает и захлопывается: дверца багажника? Звук доносится снаружи, со стороны комнаты Чарли. Я тихонько пробираюсь к двери в кладовку, опускаюсь на колени и ощупью нахожу в кармане обувного органайзера (второй ряд, четвертый карман слева) пистолет двадцать второго калибра. Три года после суда я носила его за поясом, пряча под одеждой. Подумывала купить что-нибудь покрупнее, но тогда его точно стало бы видно на моем костлявом бедре. А уж папа тем более бы увидел. Стрелять меня научил Лукас – в перерывах между тайными ласками, во время которых мы случайно заделали Чарли. Впервые вложив пистолет мне в ладонь, он настоятельно попросил ходить в тир хотя бы пятьдесят два раза в год. Как в церковь.

С тех пор я надеюсь, что это не грех – стрелять чаще, чем молиться. Потому что только так у меня и получается. Лукас давно уговаривает купить оружие посерьезней, но я не могу расстаться с этим пистолетом.

Трясу Чарли за плечо. Она стонет.

– Уже утро?! Не может быть!..

– Я услышала какие-то странные звуки во дворе, – шепчу я. – Надень тапочки. И это. – Я бросаю ей свитер, свисающий из моей корзины для грязного белья.

– Ты серьезно?

– Серьезно. Вставай.

– Почему ты не звонишь в полицию? – Пока она натягивает через голову капюшон, снаружи продолжает доноситься приглушенный стук.

– Не хочу попасть в вечерние новости.

– Пистолет?! Мам!

– Прошу тебя, Чарли, просто делай, что я говорю. Мы выскочим через черный ход.

– Бред. Этот… этот человек снаружи. Разве не для таких случаев у нас суперчувствительная сигнализация, которая не дает мне даже «Вампайр викэнд» включить на полную катушку? Давай хотя бы выглянем в окно и посмотрим, что это – может, мусор забирают?

В таких случаях я обычно жалею, что моя дочь закована в крепкую броню собственной красоты, ума и атлетической грации. Она точь-в-точь как прежняя Тесси. Обе считали, что странные звуки с улицы – это местная шпана с мылом и тухлыми яйцами, а не убийцы с ржавыми лопатами и пистолетами. И они почти всегда оказывались правы. Почти.

– Чарли, не спорь. Иди за мной.

Что-то громыхнуло, потом снова раздался стук.

– Так, ладно, я тоже слышу… И правда странно.

Чарли за моей спиной прибавляет шагу: мы идем по темному коридору в гостиную. Шторы, как всегда, задернуты, но фонарик я не включаю.

– Действуй по плану пожарной тревоги, – говорю я. – Беги к мисс Эффи, постучись со двора. Если не откроет – позвони ей по телефону. Вот мой мобильник. Если через пять минут я не приду, звони в полицию.

– Оставь телефон себе. Я взяла свой. Что ты собралась делать?

– Не волнуйся, Чарли, просто иди. Марш!

Выталкиваю ее на улицу, в кромешную тьму. Напоследок успеваю разглядеть ускользающее светлое пятно среди сосен на границе нашего участка – ее бело-розовые пижамные штаны в горошек.

Перебегая от одного куста фотинии к другому, я продвигаюсь в сторону двора. Стук не прекращается, теперь он звучит у меня в груди. В руке – заряженный пистолет с взведенным курком. Я должна с этим покончить. Сегодня. Раз и навсегда. Выглядываю из-за ветвей.

Это еще что такое?! Посреди моего двора – четыре серых квадрата, похожие на могильные плиты. Рядом замер чей-то небольшой силуэт. Викторианская девочка вернулась за кольцом? Часто-часто моргаю, надеясь, что она исчезнет. Но силуэт не исчезает, а распрямляется – девочка-призрак оказывается мужчиной в блестящей нейлоновой куртке и с фонариком.

– Эй! – Мой неосмотрительный крик вспарывает тишину.

Я успеваю разглядеть эмблему «Найк», черные волосы и редкую бороденку – незнакомец выключает фонарик и бросается наутек.

Что ж, я тоже умею бегать. Несусь через двор, потом по улице. Нет, он бежит очень быстро – мой монстр так не смог бы. Слишком молодой. Ноги крепкие, как у марафонца. Я начинаю отставать, в шлепках особо не побегаешь.

Вдруг он останавливается. Целится?! Я уже вскидываю пистолет, когда он нажимает кнопку – и фары его седана вспыхивают в темноте. В следующую секунду он прыгает за руль и трогается. Я даже номер разглядеть не успеваю.

Оборачиваюсь. Нет, он не устроил на моем дворе кладбище. Четыре фанерных щита с надписями, источающими злобу:

Стало быть, очередной псих. Но мне почему-то не легче.

Я отчетливо чувствую, что за мной следят.

Чарли.

В соседнем доме до сих пор темно.

Я со всех ног бросаюсь к Эффи. Барабаню в ее дверь с такой силой, что внутри что-то падает на пол. Нет ответа.

Я сбрасываю шлепки и бегу на задний двор. Представляю, как убийца стоит под моим окном. А моя дочь в розовой пижаме…

Обрушиваю кулаки на заднюю дверь дома соседки. Вновь удушающая тишина. Я окидываю взглядом двор, открываю рот, но не могу выкрикнуть имя дочери…

Мой обезумевший взгляд падает на шаткий сарайчик для инструментов. Несколько секунд спустя я уже дергаю на себя дверь, срывая ее с ржавых петель. В углу, рядом с мешками компоста, сидит моя Чарли, прижимая к щеке телефон.

– Мама!

Она бросается в мои объятья. Тут же к дому подъезжает машина, затем еще одна. Вспыхивают проблесковые маячки.

К нам приближается крупный силуэт мужчины.

– Полиция. Это вы звонили в 911?

– Да. Я Чарли. Это моя мама. С нами все хорошо.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова. Из палисадника Эффи доносятся чьи-то грубые голоса.

Полицейский светит на нас фонариком. Убедившись, что мы целы и невредимы, он переводит луч на стены сарая.

И не замечает ничего странного. Но я-то вижу.

Бред какой-то. Бред сумасшедшего.

Стены сарая сплошь увешаны совками.

Ряд за рядом. Сотни совков всех мастей и расцветок.

Тесси, 1995

– Ты веришь в дьявола, Тесси? – Отлично. Лучше не придумаешь. Как будто мне не хватает тети Хильды. – Я не в прямом смысле, в метафорическом. Сегодня я хотел бы поговорить об убийце Чернооких Сюзанн. Думаю, тебе это поможет дать показания в суде – понять его, узнать чуть получше. Убедиться, что он не какое-то мифическое чудовище, Синяя Борода или тролль под мостом, а простой человек из плоти и крови.