Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я погубил ту девочку, – прохрипел он. – А теперь… Боюсь, я погублю и тебя.
Мэри поглаживала его по плечу, пытаясь успокоить.
– Эдвард, ты не должен винить себя.
– Не могу… – пробормотал он со вздохом.
– Но если ты не простишь себя, то чувство вины испепелит все, что осталось от твоей души. Ты понимаешь?..
Герцог промолчал.
Разумеется, он погубит Мэри. Теперь у него не было в этом ни малейших сомнений.
– А разве ты можешь простить своего отца и забыть о случившемся? – спросил Эдвард неожиданно.
Мэри решительно покачала головой.
– Нет-нет, не путай наши истории. Ведь мой отец не заплатил за свои грехи.
– А когда заплатит? Ты уверена, что сможешь забыть? – Сказав это, Эдвард тут же пожалел о своих словах.
– Да, конечно! – с горячностью воскликнула Мэри.
– Нет, не забудешь, – заявил герцог. – Поверь, я не жалею о том, что дал показания против отца. Но я так и не смог простить себя и забыть о случившемся. И ты не сможешь, – что бы потом ни делала. Ты до самой смерти будешь видеть его в кошмарах, потому что месть оставит тебя мертвой внутри, опустошенной и одинокой.
– Поверь, Эдвард, у меня получится. Я смогу об этом забыть.
– Я страстно желаю, чтобы так и вышло, но от прошлого таким образом не освободиться. Я был глупцом, когда пошел этим путем, и прошлое до сих пор довлеет надо мной. Пожалуйста, послушай моего совета.
Лицо девушки исказилось гримасой.
– Эдвард, после всего, о чем ты рассказал, я снова спрашиваю: зачем ты отговариваешь меня сейчас?
– Ты хотела знать правду – я ее рассказал. А если бы ты так не настаивала, то не рассказывал бы. И сейчас ты стоишь на том же скверном пути, что и я, и выбираешь погоню за справедливостью и мщением, хотя это никогда не даст тебе покоя!
Тихо застонав, Мэри закрыла уши ладонями и проговорила:
– Теперь я всегда буду слышать эти твои слова. Неужели я навеки останусь несвободной?
– Прости меня, – прошептал Эдвард, потупившись.
– О боже!.. – воскликнула Мэри, и из глаз ее хлынули слезы. – Сначала ты подарил мне надежду, а теперь отбираешь ее.
Эдвард не знал, что на это ответить. И действительно, почему он так сказал?.. Наверное, потому, что думал только о себе, а не о том, какое действие окажут на Мэри его слова. Он протянул к ней руки.
– Милая, не надо, прошу тебя…
В ужасе отшатнувшись от него, Мэри попятилась к двери.
– В этот вечер, Эдвард, ты преподал мне хороший урок. Впрочем, я всегда знала, что ты скрывал свои истинные мотивы. Ты никогда не хотел исцелить меня и хотел лишь одного – исцелиться самому. Боже, как же я ошибалась! Я нуждалась в тебе ради защиты, а ты… Вот видишь, оказывается, мы всего лишь используем друг друга. Этому нужно положить конец.
У самой двери Мэри остановилась; она ждала, что Эдвард, быть может, опровергнет ее слова. Но он не мог этого сделать, ибо в глубине души боялся, что им никогда не удастся справиться со своими демонами, как бы они ни старались. Конечно, Мэри была права – они просто использовали друг друга.
Ее щеки, начавшие в последние недели округляться, покраснели, а в фиалковых глазах, от взгляда которых его сердце, казалось, разрывалось на части, застыла тоска.
– Я думала, ты увидел во мне что-то… достойное любви, возможно – какую-то красоту. Долгое время я была уверена, что не достойна любви. Когда же отец избавился от меня, я поняла, насколько дурна, и мне казалось, я заслужила все то, что произошло со мной. А годы в сумасшедшем доме и вовсе лишили меня надежды на любовь. Но теперь все изменилось, теперь мне нужно больше, чем просто место в твоем доме и в твоей постели. А ты, по собственному признанию, никогда не сможешь предложить мне ничего другого.
Эдвард и на сей раз не знал, что ответить. Ведь он раскрылся перед ней, рассказав о своем прошлом. Ему было не так-то просто это сделать, но он выполнил ее просьбу. А любовь… Она всегда означала страдания – разве его родители не доказали это наглядно?
– Мэри, прости меня, – пробормотал он наконец.
Это было совсем не то, что она так жаждала услышать. Из груди ее вырвался вздох, и она проговорила:
– Я не могу оставаться здесь, не могу… – Слова давались ей с невыносимой мукой. – Мы перестали понимать друг друга.
– Но, Мэри, поверь, мне все равно, даже если ты как-то… используешь меня.
Она минуту молчала, затем вдруг выпалила:
– Тебе не должно быть все равно! Ведь если мы всего лишь используем друг друга, то мы просто-напросто эгоисты.
Эдварду отчаянно хотелось обнять ее и не отпускать до тех пор, пока мир между ними не будет восстановлен. Но он лишь пробормотал:
– Это не имеет значения, Мэри.
Она прижала пальцы к вискам.
– Эдвард, слышишь ли ты себя?
– Пойми, нравится тебе это или нет, согласна ли ты забыть о мести или нет, но одно неизменно – твое место рядом со мной. Ты, Мэри, принадлежишь мне. И не важно, та ли это любовь, о которой ты мечтала, или что-то другое.
– Нет, – всхлипнула она, – это очень важно. – Взяв себя в руки, Мэри уже со спокойной уверенностью добавила: – Единственный человек, которому я принадлежу, – это я сама.
И с этими словами женщина, без всяких сомнений принадлежавшая только ему, стремительно вышла из комнаты.
– Не стану благодарить вас, Пауэрз, – пробормотала Мэри. Ее охватило чувство горького сожаления, и в то же время она была уверена в правильности своих действий. К горлу подкатывала нервная тошнота, когда она думала об Эдварде. Несомненно, он видел, как они вошли в конюшню. Но Мэри не собиралась возвращаться в дом.
Их с виконтом окружали запахи соломы и лошадей, и Мэри с наслаждением вдыхала эти запахи, одновременно ужасаясь своему побегу и восхищаясь своей решимостью. Теперь ей оставалось лишь избавиться от Пауэрза, сесть на коня и покинуть поместье.
Виконт возвышался над ней точно скала, и лунный свет серебрил его светлые волосы.
– Не могу избавиться от гнетущего чувства, что я совершаю непоправимую ошибку, – проговорил он вполголоса.
Мэри сейчас хотелось только одного – вскочить в седло и унестись отсюда побыстрее. Но все же она ответила:
– Вы же никогда не совершаете ошибок, милорд.
Холодные глаза Пауэрза взглянули на нее с какой-то странной тоской, и он вдруг сказал:
– Позволь мне отправиться с тобой. Пожалуйста, Мэри.
Она взглянула на него с удивлением. Неужели виконт произнес слово «пожалуйста»?
– Но, Пауэрз, ведь вы…