– Где здесь туалет? – я не узнаю своего голоса. Так говорил бы мертвец, если бы мог.

Девушка указывает мне направление, и я спешу прочь. Забегаю в уборную, прячусь в одной из кабинок, но сил закрыть за собой дверь у меня нет. Я сползаю по стенке на пол, подтягиваю к груди колени и утыкаюсь в них лицом. Не могу дышать. Я чувствую, как на меня давит окружающий воздух, но не могу сделать так, чтобы хоть частица его проникла в легкие.

В поле моего зрения появляется обеспокоенное лицо Шейна. Он что-то говорит про то, что я должна задержать дыхание, но из-за шума крови в ушах, я думаю, что ослышалась. Как можно задержать дыхание, если мне и так не хватает кислорода? Чушь какая-то! Чувствую, что вот-вот потеряю сознание, но тут Шейн мягко обхватывает ладонями мое лицо и впивается в губы поцелуем. Что он делает? Но сил сопротивляться нет совсем. Его губы теплые и такие мягкие, что я забываю обо всем на свете. Яростный поцелуй постепенно становится более нежным, и я притягиваю Шейна к себе поближе. В итоге, когда мужчина через несколько минут отстраняется от меня, я понимаю, что снова дышу. Не в полную силу, но кислород начинает поступать в легкие, а черные точки перед глазами рассеиваются, теперь я четко вижу сидящего передо мной на коленях мужчину.

– Спасибо. – тихо шепчу ему.

– Ты в порядке?

– Нет. – несколько секунд молчу, а затем повторяю. – Нет, я не в порядке.

Почему-то в это мгновение я вспоминаю, как Тайлер целовал меня там в лесу. В том поцелуе вообще не было чувства. Чисто механические движения. Здесь же… Мне становится противно от себя. Зачем я сравниваю? Это ничего не даст. Тем более Шейн просто был моим любовником. Я не знаю, захочет ли он остаться таковым? При том, что я хочу покинуть город как можно скорее.

– Шейн, когда я уеду, позаботься о том, чтобы ОН об этом узнал. Тогда городу не будет грозить опасность.

– Ты никуда не поедешь! – категорично заявляет Шейн.

– Но…

– Никаких "но"! Я смогу тебя защитить. – несколько долгих секунд мы молчим, продолжая сидеть на полу. А затем он приподнимает правую бровь и спрашивает: – Значит, ты замужем?

И это все, что он запомнил? Я поднимаюсь на ноги, и он делает то же самое.

– Была. Один день. – я иду к раковине и бросаю взгляд в зеркало.

Боже мой! Все даже хуже, чем я представляла. Беру бумажное полотенце, мочу его под струей холодной воды и начинаю потихоньку оттирать с лица брызги и потеки крови.

– Почему не рассказывала об этом?

– Ну так ты и не спрашивал. Ты ведь мне тоже не рассказывал о себе.

– А что обо мне? Моя мама была японкой, поэтому у меня такая внешность. Мне часто говорят, что с отцом мы не похожи. Мама умерла при родах, так что отец, который так ни разу после нее и не женился, воспитывал меня один. Моя жизнь довольно обычная, в отличие от…

– В отличие от моей? Знаешь, хотела бы я иметь такую же обычную жизнь. Моя мама меня чуть не прикончила, отсюда и жуткие шрамы. – я указываю рукой на живот. – Затем в день свадьбы я потеряла мужа и неродившегося ребенка, а в больнице мне сказали, что я скорее всего никогда не смогу иметь детей. – Шейн выглядит растерянно. Не такое он ожидал услышать. – Я вынуждена была заново собирать себя по кускам. И вот недавно мой отец избавился от меня, и я…

– Скай?

Резко оборачиваюсь к двери и вижу, что там стоит папа. Давно он здесь? Судя по тому, какой у него ошарашенный вид, достаточно давно.

– Ты была беременна?

– Это не имеет значения. Я уже смирилась. А вот с тем, что ты отослал меня без объяснения причины – нет.

– Я не отсылал тебя. – папа мнется на пороге, я вижу, как ему неловко. – Ты стала совсем другой. Боялась каждого шороха и звука. Превратилась в оболочку человека. Я решил, что смена обстановки пойдет тебе на пользу. Ты должна была встретить новых друзей, начать выходить в люди…

– Почему не предупредил о годовом контракте и особых условиях? – устало задаю вопрос я.

– Если бы я рассказал, то ты никуда бы не поехала. Но я был прав. Посмотри на себя! Ты изменилась. Стала полна жизни, отстаиваешь интересы других людей. Думаешь не только о себе.

Меня злят все эти его комментарии. Не хочу больше с ним разговаривать. Не после того, что произошло за последние пару дней. Поворачиваюсь к Шейну.

– Отвези меня, пожалуйста, в казарму. Мне нужно привести себя в порядок. Я хочу поговорить с моим отрядом. А потом навестить Миру в больнице.

– Я отвезу тебя. – предлагает папа.

– Нет! Прости, но я пока не готова вести с тобой светские беседы.

Бросаю грязное бумажное полотенце в урну, все равно от этого нет никакого толку. Мне нужно в душ. Выскальзываю за дверь мимо застывшего как изваяние отца и иду на выход из здания. Шейн догоняет меня через пару минут и ведет к своей машине. Но вместо того, чтобы отвезти меня в казарму, он направляет машину к себе домой. Я не нахожу в себе сил спорить и просто молча откидываюсь на спинку сиденья, пачкая салон автомобиля вокруг себя.

Прошло шесть бесконечно долгих дней. За это время я готова была превратиться в параноика: мне все время казалось, что Тайлер вот-вот явится к воротам города и потребует, чтобы я вышла к нему, иначе… что иначе, я не знала, но варианты были один хуже другого. Меня бесило это состояние, но я ничего не могла с собой поделать.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я практически целые дни проводила с моим отрядом или с Мирандой в больнице. Ей все еще не разрешали вставать, что не способствовало ее хорошему настроению, девушка частенько ворчала или вообще уходила в себя. Но я все равно сидела с ней, читала вслух или просто что-нибудь рассказывала. Она была не против. Что касается остального отряда, они, к моей великой радости, решили пока остаться в городе. Сказали, пока я здесь, они тоже никуда не уедут. На следующий день после возвращения я собрала их всех вместе, сделать это получилось только в палате у Миры, что вызвало волну негодования у ее лечащего врача. Его возмутило такое количество посетителей разом. Но мне удалось убедить его пустить нас всего на пятнадцать минут. Я без утайки рассказала моей команде свою историю: про Тайлера, события трехлетней давности и о том, что произошло накануне. Джейк отпустил пару удивленных комментариев, девушки оказались более тактичными. Вопреки моим опасениям, вопросов никто задавать не стал, за что я была им искренне благодарна. Но за все прошедшее время мы ни разу не говорили о Ким. Но я уверена, что каждый думал о ее ужасной участи. Я вижу это по их глазам.

Четыре дня назад мой отец вынужден был вернуться в Ньютон, он и так слишком задержался тут. Он звал меня с собой, но я предпочла пока остаться здесь. Нам все таки пришлось поговорить, хотя я была сильно против. Разговор вышел неловким, словно за столь короткий срок мы отдалились друг от друга на расстояние в тысячи планет. Когда пришло время прощаться, папа задал вопрос, который, пожалуй, интересовал его больше всего остального.