Пусто, тихо внутри.

Никаких чувств, никаких эмоций. Только злость тихо колышется, порой вспыхивая и оседая, словно громкий звук на спокойной звуковой дорожке.

В кофейне много людей, скинув верхнюю одежду, подхожу к Ане.

– Привет, какой следующий?

– Латте с корицей, – она быстро крутит рукой, наливая молоко, я принимаюсь выполнять заказ. Аня, попрощавшись, убегает, а я работаю. Внешне, как робот: одни и те же действия, слова. Внутри… как робот.

Пусто, только анатомия.

Но в какой-то момент всё меняется, я как будто заранее что-то предчувствую, и по позвоночнику проносится холод. Денис заходит, когда в кофейне нет посетителей. Я не вижу его, слышу только, как открывается дверь, стою спиной, ставлю на полку бутылку с сиропом. Рука замирает, я не оборачиваюсь. Не знаю, откуда понимаю, что это Денис. Просто чувствую, что он. Только через мгновение долетает слабый запах его туалетной воды.

Заталкиваю бутылку на полку, прикрыв глаза, выдыхаю, а потом резко оборачиваюсь.

Денис стоит, облокотившись на стойку, смотрит в упор. Помимо воли жадно скольжу взглядом по его лицу, и вдруг мелькает мысль:

«Я вижу его последний раз».

И становится страшно, а следом налетает злость. Страшно? Что тебе страшно, Варя? Что он мало тобой пользовался? Что ты влюбилась в этого морального урода, у которого нет никаких принципов? Что невыносимо, до покалывания в пальцах, хочется провести рукой по его скуле вниз, по щетине к пухлым губам, которые целовали так сладко, горячо. Ощутить его руки на своем теле, дыхание у лица?

Давай, Варя, ныряй в эту бездну, давай.

Сейчас ещё хоть осколки остались – есть из чего собирать себя, потом не останется ничего. Потому что он не любил тебя. Никогда не любил. Поспорил, что соблазнит, наверняка насмехался над тем, что я девственница, над моей наивностью, над тем, какая я идиотка.

Впиваюсь ногтями в ладони до кровавых меток, боль врывается в сознание, отрезвляет.

– Ты зачем пришёл? – задаю вопрос первой, потому что он молчит, рассматривая меня.

– Давай поговорим, Варь. Слава тебе рассказал про спор?

Он говорит это так просто, словно ни капли не сожалеет. Он и не сожалеет. О чём? Для него это ничего не значило. Такие любить не умеют. Мне вдруг хочется ответить ему болью на свою боль, чтобы он хоть немного ощутил, каково мне сейчас.

Я усмехаюсь, складывая на груди руки.

– Спор и спор, это не имеет значения.

– Варь, – Денис пытается ухватиться взглядом за мой, пробраться глубже, куда я его по наивности пустила, но не выходит. – Я понимаю, что ты чувствуешь.

Хочется смеяться. Правда. Только я знаю – это истеричное. Начну смеяться, потом расплачусь, и моя броня даст трещину. Не могу этого позволить. Я вижу краем глаза, как к кофейне приближается человек, и говорю:

– Ничего я не чувствую, Денис.

– Не ври, Варь, я же…

– Я встречалась со Славой всё это время, – чеканю первое, что приходит на ум. Будет ему от этого больно? Я не знаю, но судя по тому, как меняется его взгляд, как он стискивает зубы – да.

– И про спор знала? – сверлит он меня взглядом исподлобья. Злость внутри ликует – он сам дал подсказку. Больно тебе, Денис? Будет ещё больнее. И всё равно не так, как мне.

– Знала. Слава мне рассказал. А с тобой переспала, потому что захотелось. Пора уже было от девственности избавиться. А тут случай подходящий. Выпила ещё, осмелела. Славка побурчит, но смирится, не впервой же вам одних и тех же девушек иметь, правда?

Улыбка, которую я выдаю, больше похожа на оскал. На неё уходят последние силы.

– Эспрессо, пожалуйста, – громкий голос вошедшего мужчины рассекает напряжение, скопившееся в пространстве.

Я хватаю стаканчик, отворачиваюсь. Медленно выдыхаю. Передышка. Руки ходят ходуном, хорошо, что эспрессо, цветочки рисовать сейчас точно не смогла бы.

Нарочито медленно делаю, потому что мужчина уйдет, а Денис нет, и нужно где-то ещё взять сил, чтобы дальше с ним говорить. Внутри неприятно дрожит, а если не справлюсь?

Вздрагиваю от короткого громкого сигнала, кофе плещется в стаканчике, почти достигая ободка, но не выплескивается. Во лбу тяжесть. Лишь бы в обморок не грохнуться сейчас.

Поворачиваюсь, ставлю стаканчик на стол. Беру деньги и замираю, посмотрев на Дениса. Он не видит меня. Такое ощущение, что никого не видит, взгляд будто остекленел.

Парень держит в руках телефон, а у самого глаза безумные. Наконец, хаотично побродив по стенам помещения, взгляд застывает на мне. И я вижу – Денису больно. А ещё страшно. В каждом жесте – растерянность, почти бессилие, словно забыл элементарные действия.

Ему кто-то написал. Что там в сообщении, что его так перекрутило за мгновение?

Денис отталкивается руками от стойки, и я вижу, как дрожат его пальцы. Всё с меня слетает разом: пустота, злость, боль, обида. Мне хочется схватить его сейчас, прижать к себе, помочь, успокоить.

– Мне ехать надо, – произносит Денис словно в никуда, ещё пару секунд смотрит перед собой, а потом, резко развернувшись, идёт к выходу.

Я провожаю его испуганным взглядом. Взявшись за ручку, он оборачивается, я нервно сглатываю. Денис хмуро вглядывается в моё лицо, а потом выходит. Сбегает по кособоким ступенькам и пропадает из виду.

Я наконец остаюсь одна, меня трясет, все эмоции возвращаются разом, снова становится больно. Я убеждала себя, что буду ненавидеть его, а сама не могу. Не могу. Я не выдержу, если он ещё придёт.

Зачем он вообще? Зачем так меня мучить? Никогда не поверю больше его словам. Никогда.

На негнущихся ногах дохожу до двери, вешаю табличку о перерыве и закрываюсь на замок. Сажусь на пол за стойкой, почти падаю. Слёзы начинают литься сами, трясет ещё сильнее. Ненавижу его, ненавижу. За то, что заставил себя любить, за то, что не могу не любить, даже когда ненавижу.

И вдруг приходит осознание. Я не справлюсь, не той породы, не умею вот так, как он – врать в лицо, смотреть непроницаемо, играть. Просто не выдержу. Мне нужно сбежать, сбежать подальше, чтобы пережить всё это.

И я понимаю – это единственный выход. Куплю билет и уеду домой.

Сегодня же вечером.

«Мама попала в аварию» – короткое смс вышибает у меня землю из-под ног.

Ещё мгновение назад казалось, мир сходит с ума: когда Варя равнодушно чеканила мне всю эту херню, глядя в глаза. Я бы подумал о притворстве, если бы только мог соотнести притворство и Варю. Не мог. И выходит, зря.

Потому что она притворялась с самого начала. Я перед ней, она – передо мной. Я смотрю на неё, пытаясь уловить хоть какой-то жест, который выдаст девушку, настоящую Варю, ту, какой я видел её в эти две недели. Но нет, ничего нет.