снежного покрова, а потому полная живыми и дразнящими запахами земля. Протащив так свою невольную жертву несколько метров, чаще всего до ближайшего вертикально стоящего предмета, собака останавливалась и, задрав ногу, долго и ожесточенно мочилась. В течение этой естественной процедуры погонщик (а в данной ситуации, скорее, погоняемый) наконец мог перевести дух и подготовиться ко второму раунду поединка. Перед ним стояла все та же простая, на первый взгляд, задача: поднять собаку за ошейник на задние лапы. Второй раз осечки нельзя было допустить, погоняемый погонщик должен был внимательно следить за исходом мочи у своего подопечного и при первых признаках истощения струи немедленно подтянуть собаку повыше с тем, чтобы по окончании процедуры сразу поставить ее на задние лапы. Если это удавалось, то считай – с задачей ты справился. Тогда можно было посадить собаку на поводок доглайна и, переведя дух, идти за следующей.

Собак, занимавших второй ярус клеток, отделяли от свободы, помимо решетки, еще и добрых два метра высоты, поэтому тактика их временного освобождения была другой. Здесь практически не требовалось таких мер предосторожности, как придерживаемая полуоткрытой дверца: вполне достаточно было контролировать их при помощи вытянутой на уровень их морды руки, готовой в любой момент схватить ее за ошейник. Но и среди них находились иногда, хотя и редко, отчаянные головы, которые были готовы броситься с этой высоты на землю. Таких собак необходимо было успеть перехватить буквально на лету и, не давая им очухаться после чувствительного приземления, поставить на задние лапы. Большинство же из них, совершая возвратно-поступательные движения на брюхе и скуля от нетерпения, все-таки предпочитали дожидаться того момента, когда почувствуют на ошейнике крепко держащую их руку, которая (уж они-то знают) не позволит им позорно и весьма чувствительно шлепнуться оземь после прыжка на свободу. Этих собак не надо было долго уговаривать выбраться из клетки: достаточно едва заметного посыла вперед, и вот она уже на земле. Самое сложное начиналось при выгрузке собак последнего, третьего, яруса. Все они без исключения упирались всеми четырьмя лапами, и тебе, балансирующему на шатком импровизированном помосте, стоило огромных трудов подтащить собаку поближе так, чтобы можно было бы, подхватив ее под брюхо, успеть до падения передать это милое подвывающее от страха и нетерпения создание стоящему ниже на твердой земле товарищу. Когда все собаки были выведены и рассажены по своим местам вдоль доглайнов, можно было начинать поение. У нас было шесть больших 20-литровых ведер, по два на каждую десятку собак. Двигаясь с полными ведрами с двух противоположных концов доглайнов, мы предлагали каждой собаке всласть поработать с этим переносным источником холодной воды. Звуки громкого жадного лакания перемежались с нетерпеливым повизгиванием ближайших к счастливчику с ведром соседей. Нам пришлось несколько раз спуститься к реке для пополнения иссякавшего источника. Вся выгрузка и погрузка вместе с водопоем заняли часа полтора. Как раз к этому времени подъехал «Pink Floyd» предводителя. И он, и Этьенн выглядели достаточно свежо и даже, в отличие от нас, не зевали. Часов через восемь, в течение которых мы останавливались только на заправку, мы подъехали к небольшому городку, где, по словам Жаки, было назначено место сбора. Естественно, что за это время кортеж растянулся и мы потеряли из виду остальных. Судя по тому, что в условленном месте никого не оказалось, можно было бы сделать вывод или о том, что мы приехали первыми, или в равной степени о том, что это не то место сбора. Дальнейшее развитие событий показало, что второе предположение было ближе к истине. Не успели мы затормозить явно проносившийся мимо грузовик Джона, как нам пришлось буквально броситься в погоню за пролетевшим, как подхваченное ветром перо розовой чайки, устремленным в будущее «Кадиллаком» Уилла. Слава Богу, они нас заметили, и мы воссоединились с поджидавшим нас у обочины грузовиком. Не было только собак.

Воспользовавшись паузой, мы с Этьенном, лучше моего ориентировавшимся в обстановке (как-никак, мы находились в той канадской провинции, где доминировало франкоязычное население), отправились в небольшое кафе, расположенное у дороги. Не успели мы как следует насладиться гамбургерами и удивительно аппетитными куриными крылышками, как на перекрестке прямо под нами показался грузовик с собаками. «Да, – подумал я, вылетая из кафе и дожевывая на ходу куриное крыло, – если это место встречи, то как же будет выглядеть место расставания?» Грузовик с собаками, а точнее, сидевший за рулем Дэйв нисколько не оценил нашей с Этьенном жертвы и, не обращая внимания ни на наши отчаянные знаки руками, ни на стоящий у обочины и бросающий своим нежно-розовым цветом вызов окружавшему его серому холодному миру «Кадиллак», проследовал, не снижая скорости, в том же направлении, куда некоторое время назад был устремлен стремительный полет отвечавшего, по-видимому, за организацию этой встречи предводителя. Делать было нечего, надо было ловить беглецов. Мы с Этьенном вскочили в «Кадиллак» и пустились в погоню. Проскочив с ходу два перекрестка и не обнаружив собак, Этьенн внезапно притормозил. «Shit! – сказал он в сердцах. – I left my drive license back with Will!» Это означало, что мы едем без прав. Совершенно справедливо рассудив, что вряд ли найдет понимание у местной полиции при всей ее любви к французскому языку, Этьенн счел за благо тихонько повернуть «Кадиллак» к месту старта. На наше счастье, Дэйв, наверное, вспомнив про место встречи и каким-то загадочным образом опередив нас, уже подогнал свой грузовик к кафе, где мы немедля устроили торжественный ужин по случаю нашего счастливого воссоединения. Сверив маршрутные карты, мы определили, что до Оттавы, а точнее, до аэродрома местных авиалиний, откуда на самолете частной авиакомпании «Bradley» нам предстояло вылететь во Фробишер-Бей, оставалось никак не менее пяти часов езды.

Близость столицы как одного из последних оплотов цивилизации на нашем пути в неведомое, несомненно, возымела свое действие, и в первую очередь на понимающих толк в прелестях неэкспедиционной жизни Стигера и Этьенна. Оставив Джону какие-то неопределенные, судя по недоумевающему выражению его лица, инструкции, оба предводителя ретировались в поджидавший их «Кадиллак» и скрылись в направлении канадской столицы. Через некоторое время вслед отправились Жаки, Пэр и совершенно неожиданно изъявивший желание присоединиться к ним Джеф. Он был явно лишним в этой тройке, потому что если Жаки и Пэр, очевидно, стремились отобразить в стихах и картинках, безусловно, заслуживающие внимания самой широкой общественности подробности ночной атаки на Оттаву наших знаменитых предводителей, то скромный, непьющий и некурящий Джеф, к тому же оторванный от своих собак, был обречен на одиночество. С их отъездом процесс классового расслоения нашего интернационального коллектива