Наступавший вечер без четких указаний предводителя и кулинарного обаяния Дианы вновь грозил перейти в голодную и бессонную ночь. Лично мне и – я был в этом уверен – Константину ничуть не улыбалась перспектива второй холодной ночевки в кузове фургона, тем более что ни фургона, ни кузова не было и в помине.

Спать на асфальте под открытым небом или на нартах, к чему уже начал склоняться Джеф, имея под боком уютное комфортабельное здание, было ниже нашего достоинства. Поэтому, оставив наших товарищей наедине со своими сомнениями, мы с Костей отправились на разведку. Наши поиски увенчались полным и безоговорочным успехом. Первая же дверь, в которую мы позвонили, гостеприимно распахнулась, и открывший нам весьма дружелюбный для этого времени суток джентльмен в красивой форме служащего авиакомпании «First Air» в ответ на наш нескромный вопрос о возможности расположиться со своими спальными мешками у него в помещении на ночь произнес сакраментальное «No problem». Он провел нас в просторный холл, пол которого был застелен мягким ковролином серого цвета, что придавало ему некоторое сходство с асфальтом и могло примирить с местными условиями даже самых ярых сторонников идеи спать на улице. Более того, не давая нам опомниться, наш гостеприимный хозяин предложил: «Если угодно, вы можете принять душ», – и указал в сторону столь заманчивой после долгой дороги душевой. Насладившись произведенным эффектом и мастерски выдержав паузу, он окончательно нас добил: «У нас в соседней комнате есть кофеварка». С этими словами он вышел в ту дверь, где, по его словам, находился этот неиссякаемый источник кофе. Все это время остававшаяся за массивными толстыми стеклами и находящаяся в полном неведении англоязычная часть экспедиции с напряженным вниманием следила за исходом переговоров. От напряженного и частого дыхания наших друзей даже слегка запотели стекла. Когда мы с Константином вышли к народу, полные осознания с честью выполненной миссии и гордые тем, что именно мы, русские, говорящие на совершенно чуждом для этой канадской провинции языке, а не англичане, американцы или японцы сумели быстрее всего договориться с местными властями, каждое наше слово воспринималось нашими товарищами уже совсем по-другому. Мы взяли на себя роль предводителей и успешно справились с первой же неразрешимой для прежнего руководства проблемой: размещением личного состава экспедиции почти в полевых условиях. Дальнейшее было делом техники. Начиная с того момента, как мы оказались в тепле и уюте на мягких коврах просторного холла рядом с бесплатным телефоном, можно было передавать бразды правления Джону – он знал, как теперь действовать. Первым делом он заказал по телефону пиццу и пепси-колу для каждого, и мы устроили пир.

За окнами была ночь – последняя ночь в цивилизации, и все эти души, пепси-колы, пиццы, ковролины были только отражением нашего инстинктивного желания продлить уже агонизирующее стремление к комфорту. Спали мы отлично и проснулись в великолепном расположении духа, которого не смог омрачить даже напомнивший нам о неумолимо приближающемся отъезде симпатичный, упитанный и сверкающий синей краской «Боинг-737» с уже знакомой нам надписью «First Air» на борту. Причем если вид этой надписи на дверях офиса, в котором мы нашли пристанище на ночь, никаких особых ассоциаций не вызывал, то та же надпись на борту самолета, на котором нам предстояло лететь во Фробишер-Бей, немного поколебала мою уверенность в правильности выбора авиакомпании. Я по своей привычке интерпретировал это словосочетание как «Впервые в воздухе», что, согласитесь, не могло добавить мне энтузиазма как будущему пассажиру самолета этой авиакомпании. Когда я поделился сомнениями со Стигером, он успокоил меня: «Не беспокойся! Они действительно первые, но не в воздухе, а в сервисе на борту. Скоро ты в этом убедишься!» Воодушевленные этими многообещающими словами предводителя, мы начали погрузку в самолет. Нет, это совсем не походило на то, что для меня обычно ассоциировалось со словами «погрузка экспедиционного груза в самолет». Здесь напрочь отсутствовали бесконечные шлагбаумы, необъятных размеров охранники неопределенного пола, томительное ожидание бортмеханика самолета, который «уже должен был быть здесь», скользкая алюминиевая чешуя апарели, неподъемные и неукладные ящики, организованные по принципу» «здесь густо – там пусто» цепочки грузчиков и, конечно, непременно сопутствующие процессу крики и суета – словом, то, что при всей своей бестолковости все же создавало неповторимую атмосферу отъезда, начала экспедиции, ее предвкушения и по силе своего эмоционального воздействия было сравнимо для меня разве что только с предвкушением ее окончания. Здесь все было буднично и просто, как будто мы летели не в Гренландию, в большую и трудную экспедицию, а были просто-напросто пассажирами обычного рейса. Даже наши удивительные собаки, казалось, не вызвали особого любопытства у грузчиков. Все они были помещены в легкие прочные металлические клетки, установленные в два яруса на больших поддонах. На редкость бесшумный для своих устрашающих размеров автопогрузчик легко поднял на длинных и блестящих ножах первый поддон и поставил его через широко открытые двери прямо в грузовой отсек самолета. Собаки были настолько ошарашены подобной бесцеремонностью, что за все время погрузки, занявшее, правда, не более пяти минут, не проронили ни лая. Примерно так же ребята из «First Air» обошлись со всем остальным нашим грузом, включая и нарты.

Салон самолета был разделен надвое: багажное отделение, находившееся в его носовой части, где разместились наши собаки, и пассажирское, где кроме нас находилось еще около 40 пассажиров. В багажный отсек можно было попасть, не выходя из самолета, через дверь, расположенную около левого борта. После объявления командира экипажа о том, что на борту находится экспедиция, мы на короткое время, предшествующее раздаче вожделенных прохладительно-горячительных напитков, оказались в центре внимания пассажирского салона. Особым уважением пользовался Джон, то и дело скрывавшийся за дверью багажного отсека, чтобы усмирить сварливого Хэнка, никак не желавшего смириться с тем, что его младший брат Чучи по недосмотру грузчиков, невнимательно изучивших родственную иерархию собак перед погрузкой, оказался в клетке прямо над ним и, естественно, поглядывал на него свысока – вещь, совершенно недопустимая при всех других обстоятельствах. Процедура усмирения собак в воздухе была более продолжительной, чем на земле, поскольку, несмотря на наличие перегородки, практически все слова, используемые Джоном, доносились до пассажиров и употребление ненормативной лексики могло невольно травмировать их непривычный слух. Естественно, более дипломатические выражения, четко фиксируемые чуткими собачьими ушами, уменьшали эффективность воздействия воспитательных призывов Джона, но все-таки позволяли ему хоть какое-то время проводить в салоне, где царили уют, благожелательность и изысканный сервис. Часа через три полета пейзаж под крыльями