можно было считать законченным, и мы разбрелись по машинам. Неопределенность инструкций Стигера неминуемо проявилась в неуверенных метаниях в свете наших фар машины Джона с одной плохо освещенной дороги на другую, не более освещенную. Часов в 11 вечера в кромешной темноте мы наконец подъехали к какому-то проволочному забору, который с некоторой долей воображения можно было бы принять за ограждение летного поля. Конусы света, отбрасываемые далекими фонарями позади ограждения, освещали длинные одноэтажные строения, напоминавшие авиационные ангары. Приглядевшись, мы различили даже силуэты самолетов и могли теперь твердо считать, что перед нами не фермерские угодья и не футбольное поле, а наверняка аэродром, только вот какой именно – этого мы сказать не могли, да и спросить, признаться, было не у кого. Поэтому, следуя старой канадской поговорке «Утро вечера мудренее», мы начали выгружать собак. Металлическая сетка проволочного забора была идеальным доглайном: мы прицепляли собак вдоль изгороди прямо за висевшие на ошейниках карабины, причем мелкий шаг сеточной ячеи и ее некоторая слабина позволяли размещать собак практически на любом расстоянии друг от друга и достаточно близко от земли так, чтобы при желании они могли и полежать на уже подсохшей после недавно сошедшего снега жухлой траве. Оккупировав таким образом добрых шесть десятков метров забора, мы занялись устройством на ночлег. Джон, Дэйв и Кейзо разместились в кабинах, а мы с Костиком, использовав в качестве коек нарты, устроились в спальных мешках внутри грузового фургона. Как оказалось, именно эта ночь, проведенная в окрестностях канадской столицы около какого-то аэродрома в спальном мешке в фургоне грузовика, стала первой из 65 ночей, проведенных мной в этом спальном мешке во время гренландской экспедиции.

Уже вторую ночь подряд нас будил утром не «петух, прокукарекав». На этот раз в роли «не петуха» был Джон, гортанными криками извлекший нас из теплых недр спальных мешков в 7 часов утра. По его словам, он еще раз внимательно изучил карту и пришел к выводу о том, что это не наш аэродром и нам надо еще сместиться километров на сорок к северо-востоку. Занималось серое канадское утро, моросил мелкий дождь. Естественно, что в таких погодных условиях жалкие остатки прошлогодней травы вдоль забора превратились за ночь не без помощи наших собак в какое-то неопределенного цвета месиво, что еще более усугубляло и без того нерадостное из-за раннего подъема и серой погоды настроение. Часа через полтора уже более осмысленного блуждания мы наконец-то прибыли в аэропорт назначения. Во всяком случае, на одном из ангаров красовалось размашистое «Bradley», а около административного здания с тем же названием стоял «Олдсмобиль» Жаки, из которого при нашем приближении выбрался Джеф. Все становилось на свои места.

Как всегда немногословный и невозмутимый Джеф не стал с пристрастием расспрашивать нас о том, где мы провели ночь, а сразу направился к собакам. Пересчитав их и оставшись по-видимому, довольным полученным результатом, он повернулся к нам. «Разгрузимся здесь, – он показал на большую асфальтированную площадку, служившую, очевидно, для парковки машин служащих авиакомпании. – Что касается собак…» – Джеф огляделся в поисках места, куда мы могли бы пристроить собак, но мы его опередили. Территорию этого аэродрома окружала точно такая же легкая, казавшаяся прозрачной, прочная металлическая сетка, сослужившая нам такую неоценимую службу прошлой ночью.

Через полчаса хвостатая гирлянда наших собак уже заступила на многочасовое дежурство по охране аэропорта. Как и положено истинному французу, Этьенн появился часов в одиннадцать, когда мы уже практически закончили разгрузку фургона, и, естественно, он был не один. Вместе с ними приехала (а точнее, привезла его на своем небольшом красном «Митсубиси») очень миловидная, если не сказать больше, белокурая особа лет тридцати, одетая в облегающие белые брюки. Эта способность Этьенна моментально налаживать свой семейный быт практически во всех более менее крупных населенных пунктах по пути нашего следования вызывала невольное уважение. Было совершенно ясно, что для него и появившегося следом, правда, в одиночестве предводителя начало экспедиционной жизни несколько откладывалось. В качестве некоторого оправдания своего отсутствия и доказательства того, что даже в обществе прелестной Дианы – так звали спутницу Этьенна – он ни на минуту не забывал об оставленных им наедине с собаками и спальными мешками товарищах по экспедиции, наш любвеобильный друг дал великолепный завтрак, состоящий из бутербродов с тающей во рту красной рыбой, сладостей и кофе из термоса. Пребывавший после завтрака в благодушном настроении Уилл милостиво разрешил нам с Костей съездить в Оттаву, выписав увольнительную до 18 часов.

Идея показать нам канадскую столицу пришла в голову Бобу – корреспонденту местной газеты, приехавшему вместе с Уиллом для подготовки репортажа о нашем отъезде. «Вы должны его увидеть – это прекрасный город», – убеждал он нас, узнав, что нам никогда прежде по долгу нашей службы не приходилось бывать в Канаде. Нас с Костей, естественно, не пришлось долго упрашивать, и, получив благословение замаливающего свои грехи Уилла, мы отправились в город на небольшой «Тойоте» Боба. Канадская столица разделена на две части широкой и порожистой рекой Онтарио, которая служит границей водораздела двух провинций: франкоязычного Квебека и англоязычного Онтарио. Находящаяся на правом берегу Онтарио центральная часть города представляет собой ансамбль великолепных старинных зданий, построенных из массивных каменных плит и украшенных островерхими зелеными крышами в готическом стиле. В этих зданиях располагается парламент и некоторые другие госучреждения. Ансамбль, находящийся на возвышенности, окружали современные высотные здания из стекла и бетона. Окна одного из небоскребов, сделанные из зеленого стекла, прекрасно гармонировали с зеленью готических крыш. Мы переехали через мост, чтобы полюбоваться панорамой этого архитектурного комплекса. Боб, чрезвычайно довольный тем впечатлением, которое на нас произвел его родной город, и стараясь, по-видимому, эти впечатления усилить, совершенно неосмотрительно завел нас в какой то магазин, где мы с Константином, действуя в лучших традициях «русских за рубежом», моментально сориентировались в обстановке и приобрели себе по паре сказочных вельветовых брюк загадочного цвета по сногсшибательной цене – пять долларов за пару. На обратном пути в машине мы с Костей оживленно комментировали зеленые крыши и вельветовые брюки, причем при каждом упоминании о них Боб недоверчиво косился в нашу сторону, как бы сомневаясь, искренни ли наши похвалы канадской столице, если мы с не меньшим энтузиазмом поем дифирамбы совершенно сомнительной, с его точки зрения, покупке брюк, годящихся разве что на ветошь. Увы, нам не пришлось порадовать предводителя своей дисциплинированностью – он исчез, как нам сообщил Джеф, по меньшей мере за час до нашего появления, так что мы напрасно спешили к 18.00. Естественно и вполне понятно,