Учитель объявил, что они начнут с каминады, «прогулки», а еще отработают проход под названием «очо». Он предложил всем встать в пары. Те, кто пришел вдвоем, развернулись друг к другу, а остальные женщины встали в пары друг с другом. Последняя нечетная, низенькая пухлая дама с живыми черными глазами, осталась стоять у зеркала одна, почему-то ничуть этим не огорчившись. Через минуту стало ясно почему: учитель включил на небольшом проигрывателе музыку и с первыми плачущими звуками бандонеона встал в пару к оставшейся нечетной.

— Как удачно получилось, что вы тоже обожаете танго! — промурлыкала Вероника и добавила погромче, чтобы все услышали: — И к тому же учились у аргентинцев!

Богдан уклончиво улыбнулся.

— Как их зовут? Вы говорили… Папандобель?

— Супруги Пасадобль, Мария и Бернардо, удивительные люди, — сладчайшим голосом ответил Соловей.

— Причем вы ездили к ним в Буэнос-Айрес! — громко восхитилась Вероника и бросила торжествующий взгляд в сторону блондинки в синем, единственной, годившейся риелторше в соперницы по части внешности.

— А-а, — махнул рукой Богдан. — Кто ж нынче не ездил в Буэнос-Айрес!

Между тем гибкий шатен приобнял черноглазку и объявил: «Очо! Или же восьмерка. Раз — моя правая нога идет назад, два — левая нога в сторону, три… четыре…» Пока он считал и показывал, пухлая черноглазка двигалась вместе с ним, перебирая кругленькими ножками так ловко, что казалось: проход совершенно простой. Продемонстрировав пару раз, шатен взмахнул алым рукавом и предложил всем прочим приступить.

Раз-два-три-четыре, разворот, пять-шесть… «Пардон!» Богдан запнулся и сбил с шага свою партнершу.

— Пардон! Скузато! — ничуть не смущаясь, повторил Богдан, еще и еще раз запнувшись.

— Ну соберитесь! — укоризненно протянула Вероника.

— Навык заржавел, освежить надо, — сказал Богдан и вдруг выдал практически безупречный проход.

— Вот! — сверкнула Вероника.

Но мужчина-мечта тут же наступил ей на ногу. Ноздри риелторши раздулись, но она промолчала.

Еще минут десять тренировали эту несносную восьмерку-«очо», и не раз за это время слышались «пардон» и «освежаю навык», произнесенные уверенным баритоном. Кое-где уже раскатывались горошинками смешки. У Вероники, сдерживавшей внутри раздражение, несколько выпучились от усилий глаза, а рот собрался в куриную гузку, но ее ноги в тоненьких босоножках порхали по паркету все так же легко.

Шатен объявил, что с проходом закончено, предложил всем расслабиться и просто потанцевать. С напутствием: «Почувствуйте страсть этого танца! Живот втянуть! Грудь вперед! Чувствуем страсть!» — он включил новый трек.

Богдан взял партнершу в объятья. Вероника сделала над собой усилие, состроила обольстительное лицо и шепнула ему:

— У вас все получится, Богдан! Я в вас верю!

— Обязуюсь оправдать! — шутовски гаркнул тот и отдал честь.

Выдвинув сомкнутую пару рук вперед, как нос корабля, пары двинулись в танце. Листик и Буковка топали крохотными ножками, то и дело не попадая в такт и сами над собой подхихикивая. Муж с заемной прядью плотно прижал к своему пузу жену и, шагая под музыку, пытался непристойно подвигать бедрами, очевидно вспоминая какой-то иной танец, а жена одергивала его грозным шиканьем. Черноглазая пухлая дама без всяких видимых усилий скользила и сгибалась в объятиях шатена, задумчиво уставившись в потолок, будто решая некие интегралы. Женщины в парах друг с другом двигались старательно, причем многие — полуприкрыв глаза, вероятно, пытаясь вообразить себя в руках какого-нибудь прилизанного загорелого кабальеро, но — судя по кисловатым лицам — не всем это удавалось.

Пары уже танцевали, а Вероника с партнером задержались: Богдан вдруг решил, что ему необходимо снять куртку. Он неспешно стянул с себя это замшевое произведение итальянских умельцев, аккуратно застегнул молнию, затем еще аккуратней и медленней сложил в идеальный прямоугольник, будто собирался выставить вещь на прилавок. Он снял с замши пару невидимых соринок и оглянулся, куда бы ее пристроить. Шкафов в зале не было, а единственный стул занимала чья-то сумочка. Пока Богдан кружил с курткой по залу, как Плюшкин с ветошью, Вероника вздохнула с шумом, какой производит далекий водопад. Соловей послал ей пламенное «скузато!», встряхнул куртку и повесил ее на торчавший из стены гвоздик.

— Как ваших учителей звали? — грозно осведомилась риелторша, когда он вернулся к ней. — Папандопуло?

— Пасадобль, супруги Пасадобль! — мягчайше ответил Богдан.

Он выдвинул вперед правую согнутую руку, второй приобнял партнершу за талию, и ей ничего не оставалось, как принять его руку в свою и приготовиться к танцу.

Там-там-там-там! Соловей ринулся вперед едва ли не метровыми шагами, разрезая вытянутой рукой жидкую толпу, как двухмоторная яхта режет волны. Примерно этим манером танцевал бы человек с решительностью боевого полковника и с представлениями о танго, почерпнутыми из мультфильма. Притиснутая к Богдану партнерша, не успевая отталкиваться от земли, наполовину летела. Так они враз добрались до противоположного конца зала, где Богдан круто развернулся, взвихрив серую юбку своей дамы, и поспешил назад.

— Что это? — пискнула Вероника.

— Стиль портового района. Животная страсть с оттенком формидабль, — отозвался Богдан. — Грубовато, не спорю, но сейчас это самый модный стиль танго.

Услышав это, длиннохвостый шатен выгнул бровь и стал смотреть на кунштюки Богдана внимательней. А Соловей с Вероникой уже достигли второго края зала, и тут Богдан резко наклонился, опрокинув риелторшу. Ее каблуки чиркнули по паркету и взмыли в воздух. Вероника взвизгнула.

— Чувствуете страсть? — интимно спросил Соловей, играя бровями.

— А то ж, — полузадушенно ответила дама.

— То ли еще будет! — И он рывком поставил Веронику на ноги.

Он прижался щекой к ее щеке, обхватил ее еще крепче и начал выписывать ногами такие нелепые и причудливые кренделя, что другие танцорши зафыркали от смеха. При этом Богдан то и дело задевал свою даму. «Ай! Ай!» — вскрикивала она, еле успевая уворачиваться.

— Давайте как-то попроще! — взмолилась Вероника. — Пусть не так модно!

— Не могу! Так меня учили в Буэнос-Айресе!

И Богдан дрыгнул в воздухе левой ногой.

Он отпустил правую руку своей дамы и крутанул ее в сторону, заставив отшатнуться две пары танцующих. С мученическим лицом Вероника повисла на одной руке. Узел ее гладких волос растрепался и стал больше похож на гнездо. А Богдан рванул ее на себя, закрутил, подхватил и, опять выставив вперед волноломом руку, понесся в противоположный край зала.

— Стойте! — отчаянно воскликнула Вероника.

Соловей вмиг замер, даже не донеся до паркета ноги.

— Что такое?

— Укачало.