— О-ля-ля, Париж! — наигранно произнес он. — То есть ты не прочь, угу. Мы с тобой, романти́к, Иль-де-Сите, туда-сюда, да?

— Да! Я бы всего этого вместе с тобой хотела!

С тобой!

— Да-да-да! — неожиданно сказал Яся, бросил машинку и пополз к Юле на колени.

— Ты вообще первым номером полетишь, угу, — заверил сына Степа и снова обратился к Юле: — Давай посмотрим, откуда мы можем взять, так сказать, финансы. Откуда грóши? Вариант первый — мой отец…

Степа сделал паузу и выжидательно посмотрел на жену.

— Э-э… Мм… Отпадает?

— Категорически! Категорически отпадает. Вариант второй — ты. М-да… Вряд ли ты в музее заработаешь на Париж. Если только музей ограбишь…

— Отпадает! — весело сказала жена.

— Остается — что у нас остается? Третий, и последний, вариант — я. Моих заработков агента хватит, м-м-м… скажем, на Феодосию. Итого — приложение. Приложение! Ты его видела, угу. Ты веришь, что оно выстрелит?

— Степа, обязательно! Ну… наверно… — помялась и смолкла жена.

— Ух ты! — поежился Степа. — Это прямо ух, это воодушевляет! Но все же, все же. Если ты действительно хочешь со мной в Париж… хочешь? — он дождался Юлиного кивка, — то я знаю, угу. Я знаю, что нам надо сделать!

Через полчаса чей-то вопрос вырвал Юлю из ее невеселых размышлений.

— Не знаете, мост через Волховку уже починили?

Рядом остановила громоздкую коляску с двойняшками бабуля-божий-одуванчик, такая хрупкая и маленькая, что ее из-за коляски было еле видно.

— Вчера мы пошли гулять — мост перегорожен! Безобразие, да? Пришлось делать крюк… Обещали к сегодняшнему… — Божий одуванчик, выкрасившая тонкие волосы в ярко-морковный цвет, трещала, и трещала, и трещала. Юля, поглядывая на нее, катала коляску с Ясей на месте, туда-сюда, и хотела бы как-то оборвать этот поток, но опытная старушка пауз в речи не делала.

К счастью, ее внуки, два человечка будто с рекламы мишленовских шин, заспорили из-за мягкой игрушки, прицепленной между двух капюшонов коляски. Младенцы тянули разноцветного жирафа за ноги и переругивались на своем лепечущем языке: «Ававу!» — «Гавада!» — «Кава! Каля!» — «А-а-а-а!»

— Нет ли у вас второй игрушки? — спросила Юля морковную бабулю. — Чтоб никому не было обидно.

— Ничего, пусть поборются! — жизнерадостно воскликнула старушка. — Маленькие, а уже понимают, что за свое надо бороться! В жизни ничего просто так не достается. Правда?

— Наверное, — промямлила Юля.

Карапузы продолжали громко ругаться, и Юля, извинившись перед морковной бабулей, быстренько покатила Ясю подальше отсюда. Она не раз замечала, что у младенцев плач заразителен.

«Почему же я не борюсь? Надо было возражать Степе, стоять на своем! Он обещал мне. Обещал сидеть с Ясей, найти няню… А я просто рохля. Нет, не умею я бороться, не умею возражать… Когда-то умела — когда я была маленькой, когда была смелой. А потом разучилась», — думала Юля.

Час назад Степа на раз-два доказал ей, что она должна вернуться домой и сидеть с Ясей, чтобы он мог закончить свое приложение. Так он повернул, что возразить ему было никак невозможно, — и она сдалась.

Прощайте, путешествия! Прощай, орел Сен-Жермена.

«Когда летала с орлом — была смелей космонавта. А в обычной жизни я как тряпочка из микрофибры, пыль вытирать. Ничего не изменилось, так?»

Юля дошла до Волховки, узкой речушки, впадавшей в большую Межу. Покатый, как кошачья спина, мост был открыт, и Юля вкатила коляску на него. Она остановилась на середине моста, присела вровень с Ясей. Соловей-младший надул губы и сосредоточенно взирал на игравшую бликами воду.

— В истории нашего города этот мост… — Юля потерлась носом о нежную щеку сына, — знаменит тем, что в девятнадцатом веке один градоначальник, раздевшись до панталон, спел на нем арию из оперы «Паяцы». Тебе, конечно, интересно, почему он это сделал, да, Ясь? Дело было в одной итальянской певице, приехавшей на гастроли. А также в неумеренном потреблении спиртных напитков. Но это не все, чем знаменит мост. Твоя мама, Яська, будучи великовозрастной девицей пятнадцати лет, отправила отсюда целый флот бумажных корабликов, причем на каждом было подписано желание. А подбила меня на это моя подруга Ким… то есть моя тогдашняя подруга.

Маша Ким. Вот уж кто был кремень, а не тряпочка. Русская кореянка, она одна из всего класса была мельче Юльки. Пять лет Юля и Маша всюду ходили парой — две Дюймовочки. Они интересовались одним и тем же, менялись свитерами и джинсами, читали одни книги, в общем, были как две горошинки из стручка вплоть до последнего года в школе. А потом случилась та ссора… А потом Маша поступила на искусствоведение в Петербургский университет и уехала. Когда-то они вместе мечтали о Питере, готовились вместе; когда рассорились, Юля охладела к этой мечте, зато Маша с решимостью стенобитного тарана пошла на штурм — и поступила, и уехала навсегда в Северную столицу.

Славься, о Фейсбук! Благодаря тебе легко узнаешь новости из жизни бывших друзей и недругов, нет нужды в сплетнях. Года два назад Ким и Юля зафрендили друг друга — и с тех пор не написали друг другу ни строчки, то есть — делала вывод Юля — Ким зафрендила ее исключительно, чтоб потешить свой любопытный нос. (Ну и сама Юля — аналогично.) Судя по фейсбучным постам, Маша Ким жила на облаке, перелетая с седьмого неба на шестое и обратно. Обойдя ораву других выпускников-искусствоведов, она получила работу в арт-галерее — солидной, достойной арт-галерее, квартировавшей на Мойке рядом с дворцом Юсупова. Она жила с мужем (или другом? без разницы) в старом центре самого европейского города России, в пятикомнатной квартире с обоями ручной росписи, с видом на канал Грибоедова, на дивной красоты мост со златокрылыми сфинксами. Ее муж владел компанией, создававшей на заказ веб-сайты. Дело его было прибыльным, и они с Машей могли позволить себе очень многое, в том числе путешествовали по свету с той же легкостью, с какой другие люди ездят на дачу. Ким регулярно публиковала фотографии с подписями вроде: «А на Мальте уже цветет миндаль…» или «Предвкушаю!! Мы в Лондоне, сегодня вечером идем на концерт Бьорк!» Юля читала и кусала губу. Невозможно было отрешиться от мыслей, что если бы они не рассорились… или если б Юлька нашла в себе силы сделать это в одиночку… или если бы родители поддержали ее… в общем, если бы после школы она поступила в Петербургский университет, не домский, то после этой развилки судьба пошла бы совсем иначе. Вот оно, в глаза лезло несбывшееся: столичная карьера, прогулки по дворцовым набережным, набитые деньгами карманы, полеты не во сне, а наяву… звон колоколов Биг-Бена, влажный воздух Сан-Франциско, ароматы марсельского буайбеса — все это живьем и полной чашей.

Юля погладила Яську по тонким волосам. Он недовольно прогудел что-то, желая двигаться дальше.

— Как думаешь, если б я оказалась в Питере, могла бы я в той, параллельной жизни встретить Степу? — тихо спросила она Ясю. — И чтобы потом появился ты… Я многого хочу, да?