Артему пришлось применить хитрость. Он отвел девушку в сторону и сказал ей:

– Я бы взял тебя, если бы не Омицу. Представляешь, какие муки ревности она будет испытывать! Как будет мучиться, страдать. А она носит ребенка, понимаешь? Мало ли что может случиться с женщиной в положении от сильных переживаний. Кроме того, она ведь не идет с нами. Если пойдешь ты, то ей придется остаться одной с мужчинами. Это не совсем прилично, и мне этого не хочется.

Так вот он ее и уговорил.

Таким образом, забрав с собой большую часть общего запаса воды и оставив людям, возвращающимся к кораблю, ровно столько, чтобы им хватило на дорогу, по степи за уверенно семенящей собакой сейчас вышагивали трое – Кумазава Хидейоши, айн по имени Косам и господин посол, разумеется. Группу возвращающихся возглавил Садато, которому и предстояло до возвращения Артема командовать вторым отрядом посольства, разделенного надвое. Если вдруг господин посол не вернется, чего тоже никак нельзя было исключить, то самурай так и останется старшим.

Собака в шипастом ошейнике уверенно вела их в направлении гор. Айн уверял, что они доберутся до них в первой половине завтрашнего дня, и у Артема с Хидеойши не было никаких оснований не доверять дикарю, понятное дело, исключая всевозможные «если». Если поднимется пыльная буря, если затрясется земля, если дорогу преградят разбойники или чудовища, и так далее, и тому подобное. И если их собачка вдруг внезапно не отвернет в сторону от гор. Ну а если она вдруг отвернет, то есть совершит поворот на девяносто и более градусов, тогда будут все основания усомниться в здравом уме этой псины и в разумности продолжения поисков.

Заночевали они опять в степи, поскольку другого выбора и не было. В этот раз им пришлось померзнуть. Костер путники не разводили. Не из чего было. По дороге им не встретилось ни единой сухой веточки, разве что иногда ветер проносил мимо комки сухой травы, ну так сколько ж этих комков потребовалось бы, чтобы хватило на костер? Разве что со всей степи их собрать, тогда, может быть, и выгорело бы что-нибудь в прямом смысле этого слова.

Перепад температур в этот раз был еще более впечатляющим. Если днем было тепло, около плюс двадцати, то ночью температура упала до легкого минуса, и утром их одежда, циновки, тряпки, которыми они укрывались, – все это покрылось инеем. Люди поднялись еще до рассвета, когда ночная беспросветная темень лишь начинала уступать место серой предутренней мгле. Да, собственно, трудно было назвать сном ночное переворачивание с боку на бок под тряпками. Лишь кому-то из них удавалось ненадолго забыться, как тут же какая-нибудь часть тела начинала замерзать. Человеку приходилось просыпаться, переворачиваться, чтобы прижаться подмерзающим боком к товарищу или к собаке, которая, впрочем, тоже незаметно становилась товарищем, или поправить сбившуюся тряпицу. Словом, мучение, а не ночной отдых.

Зато в первые часы этого дня они перли как лоси, подгоняемые лесным пожаром. Очень уж всем хотелось разогнать кровь, вновь почувствовать в теле тепло. Собаке, которая поутру с аппетитом и, в отличие от них, не клацая от холода зубами, умяла здоровенный кусок жареной баранины, такая гонка была только в радость. Потом, когда солнце наконец раскочегарилось, жить стало, как учил товарищ Сталин, лучше, жить стало намного веселее. Теперь путники, уже несколько утомившиеся к этому времени, сбавили темп, не опасаясь, что вновь начнут замерзать.

Ближе к полудню они подошли к горам. Здесь их встретила картина куда более радостная для глаз. Опостылевшее по самое не балуй однообразие степи хоть на что-то наконец поменялось, там да сям взгляд натыкался на деревца. Да, деревца, пусть жалкие, чахлые, растущие на отвесных склонах, по которым вскарабкаться могли разве что безбашенные альпинисты с полным снаряжением, но это уже кое-что.

Перед ними сейчас вздымались отвесные склоны. Пес уверенно бежал вдоль них, и это вселяло надежду на то, что где-то все же отыщется проход. Собака заметно оживилась, стала проявлять явные признаки нетерпения. Она то и дело забегала далеко вперед. Людям приходилось кричать и свистеть, чтобы пес не потерялся из виду, и он исправно возвращался.

Еще час они брели вдоль склонов, обогнули выступ, и перед ними открылся узкий проход. Оба! Характерный мерный шум услышали все трое. Его невозможно было не услышать, как нельзя было не разглядеть не менее характерный блеск в россыпи камней.

– Река, – произнес айн.

– Уже не зря шагали, – сказал Артем.

Не сговариваясь, они прибавили шагу. Артем сейчас испытывал подъем, приятное предвкушение… неизвестно чего, но река – это, знаете ли, серьезно. Река – это жизнь, а где жизнь, там и люди.

Первым, понятное дело, до реки добрался пес, припал к потоку и долго, жадно хлебал.

– Еще, чего доброго, подохнет от усердия, – проворчал Артем.

– Это же не лошадь, – метко заметил Хидейоши.

Пес оторвался от воды только тогда, когда к реке подошли люди.

– Привал, пополнение запасов воды, – объявил Артем и устало опустился на нагретые солнцем камни, среди которых и бежала река.

Речка, если быть точным. Типичный горный поток, мелководный, узкий, стремительный, несся по горному ущелью. И выше, и ниже по течению отсюда открывалась одна и та же картина. Кругом отвесные склоны, в некоторых местах сходящиеся чуть ли не вплотную, в некоторых – словно нехотя расступающиеся. Здесь растительности было побольше. Тоже, конечно, не заросли, но сообразить костер будет из чего.

– Думаю, до моря отсюда ближе, чем оттуда, где мы были, – сказал айн.

Артем не стал расспрашивать, почему это он так думает. Честно сказать, ему было сейчас все равно, как далеко забрались они от моря.

– Ну что, перекусим, путники? Еще было бы неплохо побарахтаться в этой речке, пока тепло.

Однако заманчивое предложение господина посла его спутники не успели ни обсудить, ни поддержать. Их четвероногий проводник вдруг форменным образом взбесился, взорвался лаем, на приличной скорости принялся описывать прямо акульи круги вокруг людей, расположившихся на камнях. Но и этого псу показалось мало. Он вцепился зубами в Артемову штанину – похоже, за время пути пес разобрался, кто в этой стае главный, – и потянул на себя. Ткань готова была вот-вот затрещать и разорваться. Грозный окрик не подействовал, и господину послу пришлось чувствительно пнуть ногой собаку в бок. Пес отскочил и зарычал.

– Похоже, ее хозяева близко, – проницательно заметил айн.

– Похоже, ты прав, Косам, – согласился господин посол, внимательно следя за собакой и прикидывая, как быстро он сможет выхватить катану, если собачья крыша окончательно съедет. – А ты сможешь объяснить этой скотине, что нам не помешает отдохнуть?

– Если хочешь, я свяжу ее.

– Да ладно уж, какой тут отдых. – Артем вздохнул, поднялся и громко сказал: – Идем мы, идем, слышишь ты, чудовище клыкастое! Вот послали боги на нашу голову!..

Стоило им тронуться вслед за собакой вверх по течению, как пес припустил стремглав и скрылся за выступающей скалой. Люди перестали его видеть, слышен был только удаляющийся лай. Они прошагали еще примерно с полчаса, когда стало понятно, что лай уже больше не удаляется. Собака оставалась на месте, наверное, поджидала их, поторапливая лаем, в котором уже слышались хрипы. Вскоре люди вновь увидели пса. Тот стоял возле огромной кучи камней, протянувшейся от левого склона до самой реки.