* * *

Как и предполагалось, сложнее всего было выбраться из наводненного немецкими войсками Смоленска.

Уложив на тележку плохо соображавшего Сермягина, священник, послушник и цыган покинули покосившийся домишко и направились по улице Красина на север, к храму. Так и шли, сбившись в кучку, пока разбирали дорогу.

— У храма удобнее пересечь Днепр, — пояснил священник. — По левую руку от него старая пешеходная переправа, немцы ее не охраняют, сам проверял. А к востоку от города переправ нет. Там только вплавь. Нам же вплавь с Иваном никак нельзя.

Пышущий силой цыган толкал тележку сзади. Аким тянул ее спереди за привязанную веревку. Священник указывал путь. Перед каждым перекрестком он останавливался и долго глядел в обе стороны, чтобы, не дай бог, не нарваться на немцев или Гришку Грошева. Только после этого тележка быстро преодолевала опасное место.

С такой же осторожностью они перебрались на другой берег Днепра. Когда съехали с проклятых деревянных досок, по которым железные колеса тележки грохотали подобно паровозным, все разом облегченно выдохнули.

Пару верст шли берегом, покуда слева не увидели высокую насыпь.

— Железная дорога! — радостно зашептал старик. — Теперь нам вдоль нее до плавного изгиба. Далее перемахнем через пути и прямиком до гречишинских лесов…

До лесов добрались к рассвету. Если бы припозднились — не миновать беды. Как выяснилось, по проселку от Суходола до железнодорожного переезда бесперебойно сновали немецкие грузовики в сопровождении мотоциклистов. Разве скроешься от них днем да еще на открытой местности?

К полудню зашли поглубже в лес, выбрали укромное место и расположились на привал. Отец Илларион похлопотал над раной Сермягина, после чего устроил скромную трапезу и наказал всем отдыхать.

С одной стороны леса изредка доносились пронзительные паровозные гудки, с другой — тарахтели моторы. Однако за ночь все намаялись так, что вскорости заснули…

* * *

— На первую ночную стоянку, Яша, мы обосновались верстах в семи к востоку от Смоленска. Отдохнули и ближе к вечеру перескочили в соседний лесок. К ночи перескочим через еще один беспокойный проселок и дальше пойдем к Дорогобужу. — Священник шел рядом с цыганом. — Так что впереди только глухие леса.

— А не заблудимся, отец? — спрашивал тот.

— Нет, что ты! Слева верстах в трех завсегда будет ориентир — широкий тракт.

— Знать бы еще, где немец остановился. Где линия фронта.

— Полагаю, услышим. Там и бомбят небось, и пушки стреляют…

Уйдя от Смоленска, они углубились в густые леса, по которым отец Илларион когда-то хаживал, сопровождая обозы с провизией. Теперь по ночам они отдыхали, а днем шли, меняя друг друга у тяжелой тележки.

Состояние Сермягина ухудшалось с каждым часом. Не помогала ни каждодневная обработка раны, ни настойка, сделанная в дорогу заботливым отцом Илларионом.

Закончился и запас продуктов, который, к слову сказать, и был-то небольшим. Последние крошки хлеба старик собрал со дна вещмешка, высыпал в кружку, залил кипятком, размешал и ложкой скормил едва живому красноармейцу…

* * *

До линии фронта, откатившейся к тому моменту от Смоленска почти на шестьдесят километров, им пришлось добираться долгих трое суток.

Первым услышал далекую канонаду Аким. Он вдруг остановился и поднял вверх палец:

— С-слышите? Стреляют…

Остановились и другие. Прислушались.

— Действительно, канонада, — кивнул цыган.

— Пройдем еще немного, до удобной стоянки, — предложил священник. — Там расположимся и подумаем, как быть…

* * *

Основные силы группы армий «Центр» еще только готовились нанести сокрушительный удар по линии советской обороны, состоящей из шести армий Западного фронта. Сама линия, протяженностью до трехсот сорока километров, проходила восточнее населенного пункта Ярцево и западнее Ельни.

Немецкое командование наращивало мощь, постоянно подпитывая из резерва две армии (9-ю и 4-ю) и две танковые группы (3-ю и 4-ю). Со стороны Смоленска по плохим дорогам одна за другой ползли колонны боевой техники, грузовики с солдатами и боеприпасами.

Плотность немецких войск перед наступлением на Вязьму достигала ужасающей цифры — одна дивизия на три фронтовых километра.

* * *

— Как же мы тут пройдем, отец? — прошептал цыган, глядя сквозь кусты на проезжавшую по дороге колонну грузовиков. — Здесь и мышь не проскочит.

Разворачиваясь и маневрируя, грузовики подвозили на подготовленные позиции артиллерийские орудия.

— Тут, пожалуй, не пойдем, — согласился священник. — Пройдем по лесу дальше, на север. Там попробуем. Как считаешь?

— Да уж все лучше, чем здесь на рожон…

Весь последний час перед закатом они шли вдоль кромки леса. Периодически останавливались, цыган со стариком подбирались к крайним кустам и глядели, нет ли возможности пройти незамеченными.

По ходу движения Яков вдруг стал подмечать, что техника, окопы, солдаты и узлы связи под камуфляжной сеткой располагаются все ближе и ближе к лесу. А дальше они и вовсе прятались между деревьями. Пришлось и смоленским беженцам углубиться в заросли.

— Знать, наши где-то рядом, может, в этом же лесу, — предположил священник. — Пройдись-ка один, посмотри, пока совсем не стемнело. Вдруг отыщешь проход?..

Согласно кивнув, Яков бесшумно исчез в зарослях…

Вернулся он, когда небо окончательно потемнело.

— Кажется, нашел, — поделился радостью цыган. — Левее нас несколько костров и полевая кухня. А правее стоит автомобильный прицеп, на котором тарахтит мотор. Между ними можно прошмыгнуть.

— А свет от костров? — на всякий случай поинтересовался священник.

— Не достанет. Лес там очень густой.

Отец Илларион поежился, будто ему вдруг стало невыносимо холодно, тяжело вздохнул:

— Тогда надо идти. Иначе завтра нас здесь обнаружат. Вон сколь народу вокруг шастает! Пока тебя не было, четверо прошли.

— И не заметили?

— Бог уберег…

* * *

Они проскочили между светящимися вдали точками костров и молотящим на низких оборотах дизель-генератором. Кое-где два колеса тележки наезжали на ломавшиеся и предательски трещавшие сучки. И тогда сердце старика замирало.

Но их никто не окрикнул, никто не нагнал и не остановил.

Гул мотора постепенно затихал, огоньки костров исчезали. Яков, Аким и отец Илларион, не сговариваясь, ускорили шаг. Если бы идущему первым священнику не приходилось на ощупь определять дорогу, все они непременно перешли бы на легкий бег.

Никто из них не мог и приблизительно сказать, сколько они прошли по ночному лесу.