Хотел бы я сказать то же са…

Нет. Не хотел — ни капельки.

— Доброго дня, сударь, — сухо поздоровался я.

— Доброго, доброго, Александр. — Дроздов улыбнулся и чуть сдвинулся на лавке в сторону. — Присаживайтесь, прошу вас.

Вроде бы обычная учтивость, ни к чему не обязывающая — а попробуй откажись. Я не стал спорить и послушно плюхнулся на чуть влажные холодные доски, пристроив рюкзак у ног. Даже не стал тратить времени на глупые вопросы. Древний Одаренный мог кормить птиц на любой лавке в столице — а может, и во всем мире. И если уж выбрал ту, напротив которой остановился мой вагон, то уж точно сделал это не просто так.

— Вы, верно, устали с дороги? — поинтересовался Дроздов. — Двое суток в поезде — уже само по себе непросто. А уж в нынешние времена…

— Вижу, вы неплохо осведомлены, откуда я ехал. — Я устроился поудобнее, едва не свернув ногой рюкзак. — Видимо, у вас есть особая причина говорить со мной.

— Разумеется, юноша. — Негромкий и скрипучий голос Дроздова вдруг зазвучал серьезнее — почти строго. — На все, что случается, непременно имеется своя причина.

Не нравился мне этот дед. Нет, он не казался злодеем — и вряд ли желал зла мне. Даже его запредельная магическая мощь, которая сама по себе могла напугать кого угодно, никак не ощущалась. Он не смотрел на меня сверху вниз, хоть и мог бы — напротив, был подчеркнуто любезен. Почти мил. Но рядом с ним я снова ощутил себя слабым, мелким и незначительным — и от этого хотелось дерзить и ершиться.

Но делать подобного я, конечно же, не стал.

— Так могу ли я узнать вашу причину, Василий Михайлович? — осторожно спросил я. — Не уверен, что моя скромная персона стоит такого внимания.

— Напротив, Александр. — Дроздов покачал головой. — Ваша персона сейчас интересует слишком многих… к сожалению. Конечно, мы приглядываем за вами и собираемся делать это впредь, но может настать момент, когда защитить вас будет не наших силах.

И когда же это, интересно, меня защищали? Когда я с голыми руками бросался на чертов панцер?

— Мы? — переспросил я. — Кто — мы?

— Неважно. — Дроздов махнул рукой. — Куда важнее то, что нам всем предстоить сделать.

— Нам? — Я демонстративно огляделся по сторонам. — Я лишь наследник княжеского рода, один из многих. Вы куда лучше меня знаете, что сейчас происходит с Империей — и что делать. В вашей власти…

— Если бы все было так просто, — вздохнул Дроздов. — Империи рождаются, существуют сотни лет — и обращаются в прах. Иногда чтобы восстать из пепла, но куда чаще — чтобы уйти в небытие.

— К чему эти слова? — раздраженно буркнул я.

— Имейте терпение, юноша. — Дроздов беззлобно погрозил мне пальцем. — И тогда вы однажды поймете, что у всего есть свой срок… у любой короны и любой эпохи. Но то, что происходит сейчас, касается не только Империи… Признаться, это страшит даже меня.

— Народовольцы и военный заговор? — Мне окончательно расхотелось говорить загадками. — А ведь вы могли бы остановить все это — если бы захотели. Старших Одаренных послушают и Госсовет, и рода, и сама императрица.

— Если бы этого было достаточно, друг мой. — В голосе Дроздова прорезалось искреннее сожаление. — Даже наше могущество, увы, не безгранично. Особенное теперь.

— Вы хотите сказать?..

— Да, конечно же. Щелк — и все. — Дроздов печально улыбнулся и изобразил пальцами нажатие кнопки. — Бесовская машина в одно мгновение превратит меня в немощного старца… Но уж поверьте мне, Александр — даже это не имеет особого значения.

— Вот как? — усмехнулся я. — А что тогда — имеет?

— Уж точно не сила магического Дара. — Дроздов чуть подался вперед. — В сущности, какая разница между вами и мной… или вашим дедушкой, или кем угодно еще? Человеческая жизнь — лишь краткий миг.

— Краткий миг, говорите? — Я посмотрел Дроздову прямо в глаза. — А мне приходилось слышать, что вы, Василий Михайлович, лично застали Петра Великого!

На лице древнего Одаренного на мгновение прорезалось недовольство. Нет, не злость и не разочарование — скорее удивление. Видимо, старшая когорта магов не любила говорить о подобных вещах… да и вообще, похоже, не слишком-то стремилась разговаривать с простыми смертными. Наверное, для Дроздова с его опытом и силищей я мало чем отличался от одного из голубей вокруг. Выглядел таким же забавным, суетливым и глупым.

Но почему-то все-таки важным.

— Не стоит верить всему, что вам говорят, Александр. — Дроздов отломил пальцами еще кусок батона. — Перед лицом вечности мы все одинаковы. И любая сила имеет значение лишь тогда, когда приложена в нужную точку. И в нужное время… Порой один человек, наделенный Даром — а порой и без такового — способен изменить куда больше, чем вся древняя аристократия.

— Я?!

— Именно так, Александр. — Дроздов удовлетворенно закивал. — И именно поэтому здесь и сейчас вы куда важнее любого из нас. В ваших силах совершить великое… или предотвратить.

— Но как?

Я почувствовал, что понемногу начинаю уставать. То ли от этого странного разговора, то ли вообще — от всего. Сказывались двое суток в поезде и собственные невеселые мысли, которых и без доисторических мудрецов с их загадками и так было более чем достаточно.

— Как? Это вам еще только предстоит выяснить. — Дроздов усмехнулся и бросил голубям ощипанную пальцами светлую корку. — Вы ведь не думаете, что у меня есть от вас какие-то особые секреты?

— Думаю, — огрызнулся я. — Вы не говорите и сотой доли того, что вам известно.

— Я говорю ровно столько, сколько вам следует знать. — Дроздов пожал плечами. — День, когда вы сможете смотреть в настоящее и будущее так же, как смотрим мы, непременно наступит. Но наступит нескоро… Закройте глаза.

— Что?..

— Закройте глаза, Александр. — Дроздов осторожно протянул сухонькую холодную ладошку и коснулся моего лба и век. — Что вы видите?

— Ничего! — Я с трудом подавил желание отпихнуть настырного старикашку. — Я ничего не вижу!

— Разумеется. — Дроздов едва слышно усмехнулся. — Иначе и быть не может. Но когда живешь на свете сотню с лишним лет — понемногу учишься смотреть не только глазами. И не только здесь и сейчас. И там, где вы видите лишь черную пустоту — я могу разглядеть сотни и тысячи нитей. Длинных, коротких, толстых и тонких. Они тянутся из прошлого в грядущее, переплетаются, ветвятся… Порой обрываются — но их все равно остается куда больше одной-единственной. — Дроздов убрал руку с моего лица. — Той, которую способен увидеть почти каждый — даже родившийся на свет без силы Одаренного.

— Судьба? — догадался я. — Эти нити — будущее?

— Нет никакой судьбы. — Дроздов улыбнулся, но его глаза остались серьезными. — Кроме той, что творим мы сами. Для себя — а порой и для других. И сейчас от вас, Александр, зависит многое. Все нити, которые я вижу, сплетены с вашей… так или иначе.