– …по его словам!

– По его словам, – согласился Федор. – Он ее не видел, на звонки она не отвечала. Но выходить-то из дому она должна была. Хотя бы за продуктами.

– Поговорим. Если он не врет. Между прочим, твой режиссер тоже с ней крутил когда-то. Что интересно, он топил Котляра, похоже, терпеть его не может. А вот Глебушке с ней можно, он не против, он его любит… Никоненко узнаёт тридцать первого от Ляли Бо… тьфу, имечко! Узнает, что его невеста уже невеста Котляра… и что? Тут-то он проснулся и взыграли эмоции. Сидел в засаде под домом, а когда она вышла, пошел следом и устроил разборки в парке. – Капитан присвистнул: – Вот тебе и мотив!

– Ты говорил, у него алиби. До второго он был с ребятами в Молодежном, а потом?

– Потом тоже. К сожалению, у Никоненко алиби, расписанное по минутам, как по заказу. С тридцать первого декабря до второго января пьянка в театре, как тебе известно. В полдень второго Вербицкий отвез его домой, потому что у них вечером спектакль и надо было хоть умыться, а в пять вечера соседка постучала по батарее – сердечный приступ, и Никоненко вызвал ей «Скорую», а потом сидел с ней всю ночь до утра третьего. Она показала, что утром пришла в себя, накормила и напоила его, он уснул прямо у нее на диване и проспал до полудня четвертого. Никуда не выходил, никому не звонил. Железное алиби. Очень его хвалит, говорит, золотой человек, а с девушками не везет, до сих пор холостой. Так, говоришь, жених Марии тебе не понравился? – переключился капитан, которому хотелось потоптаться на Федоре.

– Осторожный тип, который контролирует каждое свое движение, жест, слово.

– Не заметил. По-моему, был потрясен, даже вскочил.

– Мне со стороны виднее. Любой вопрос или ситуацию он сначала осознает, а потом отвечает, то есть реакция запаздывает. Его реакции не спонтанны, они осознанны. Мозг дает команду удивиться, всплеснуть руками, воскликнуть, возмутиться и так далее, и спустя миг он выполняет.

– Слишком сложно. Нам бы попроще, – попросил капитан.

– Сравни Вербицкого и Котляра. Обоих ты видел впервые. Какое впечатление?

– Вербицкий – богема. Без тормозов, вроде Рощика. Все время актерствует и переигрывает, орет, размахивает руками… Слишком много всего.

– Как по-твоему, он искренен?

– Ну… да. Наверное. Что думает, то и несет.

– То есть сначала действует, потом, возможно, думает. Или не думает вовсе. Согласен?

– Допустим.

– А Котляр наоборот – сначала думает, потом действует. Ни одного жеста за счет эмоций, все схвачено и вычислено: здесь я возмущаюсь, здесь удивляюсь…

– И что? Не он один. Не все же как твой режиссер, безбашенные. Что сказать-то хотел?

– Черт его знает, – признался Федор. – Бросилось в глаза. И еще… В какой-то момент во время разговора он испытал облегчение… Выдохнул.

– Когда это?

– Когда ты спросил, где он был ночью с третьего на четвертое января и кто его мог видеть.

– И что? Он не дурак, понял, что речь идет о преступлении, а раз ни в чем не замешан, то испытал облегчение.

– Верно. А тебе не кажется, что он мог испытать облегчение в двух случаях: или он ни в чем не замешан, как ты говоришь, или…

– Или?.. – повторил капитан.

– Или он убийца. Его спросили о ночи с третьего на четвертое, и он предоставил алиби. А это значит, что убийство произошло не ночью, а скорее всего, днем четвертого января…

– Если он убийца, – перебил капитан.

– Если он убийца. Он понял, что следствие не знает точного времени, и испытал облегчение.

– Ты веришь в то, что говоришь? – скептически спросил капитан. – Не так посмотрел, не такой жест… Я реалист и работаю с фактами, а их у меня пока кот наплакал. Если Котляр… а мотив? Из двух выбрал Марию и не хотел, чтобы она узнала о связи с Шелест? Даже обсуждать не хочу, кого этим сейчас удивишь. Двадцать первый век на дворе. Другого мотива у тебя случайно нет? Ну там, вроде того, что он маньяк и псих, а тут полнолуние, снегопад, вот его и накрыло. Он не звонил Шелест ни третьего, ни четвертого января. Было несколько звонков пятого и шестого, но она, как ты понимаешь, не ответила.

– Почему он ничего не спросил о ней? – невпопад ответил Федор.

– От потрясения забыл. Интересно, что скажет балерина. Ты со мной? – капитан, ухмыляясь, смотрел на Федора. Тот покачал головой – нет.

…Мария не сообщила капитану ничего нового: рассталась с Денисом третьего января поздно вечером, он ушел ночевать к себе, а на другой день они почти все время были вместе… часов с двух или трех. Она отвечала серьезно и обстоятельно, а капитан рассматривал ее необычное лицо, удивляясь вкусам приятеля. В итоге он решил, что на танцовщицу она не похожа – мало живости, скорее уж, на хозяйку дипломатического приема…

Федор Алексеев нажал на дверной звонок, не надеясь, что ему откроют. По городскому телефону агентство «Трын-трава» не отвечает. Виталя Вербицкий номер мобильного Никоненко ему дал, но посоветовал не звонить, а просто сходить в агентство – ножками, так как Глебушка сто пятьдесят процентов там, больше ему быть негде. Заперся один, возможно, пьет, и никого не хочет видеть, что и понятно. Измена Поль, ее убийство, подлость друга детства… Ты позвони в дверь и рявкни: «Полиция! Работает ОМОН!», наставлял режиссер Федора. Или кулаком… видел в кино? Влупишь изо всех сил, чтоб дверь вылетела, тогда он откроет. Он там! Главное, чтобы открыл. Глебыч нормальный мужик, вы с ним найдете общий язык. Да он и сам будет рад выговориться. Излить душу, так сказать, а чужому всегда сподручнее. Скажи, что от меня. Захвати бутылек. Главное, чтобы не полез в петлю… он ее очень любил. Идиотская история!

Несмотря на все опасения, Федору открыли. На него вопросительно смотрел мужчина лет тридцати пяти, слегка помятый, с красными веками, но вполне трезвый. Федор поздоровался, сказал, что пришел поговорить, и передал привет от Виталия Вербицкого. Мужчина молча посторонился, и Федор вошел. Он огляделся: небольшая светлая комната с высоким окном, полузакрытым жалюзи; диван и кресло, журнальный столик, два письменных стола, на одном какие-то безделушки. Федор понял, что это рабочее место Поль. Мужчина махнул на кресло около журнального столика. Федор сел. Мужчина расположился напротив.

– Кто вы? Поговорить о чем? – спросил мужчина хрипло.

– Меня зовут Федор Алексеев. Я преподаю философию в нашем политехническом университете…

– Философию? – на лице мужчины промелькнуло удивление. – Но…

– С вами беседовал капитан Астахов, мы когда-то работали вместе, я в курсе подвижек по делу… по этому делу. Иногда я консультирую полицию, так как изучал психологию и имею опыт оперативной работы.

– Вас прислали из полиции?

– Нет, я здесь по собственной воле. Мой добрый знакомый Виталий Вербицкий сказал, что я могу зайти к вам запросто, и в случае чего, сослаться на него. – Никоненко кивнул, но лицо у него было озадаченным. – Возможно, вы в курсе, что в конце декабря в кинотеатре произошло убийство молодой женщины, она была задушена. Полину Шелест убили аналогичным образом, я хочу кое-что прояснить и нащупать то общее, что может их связывать. Мне нужна ваша помощь.