У него была фора – тщательно продуманный план и время, что на него ушло.

У нас ничего этого не было. Только надежда, что появятся железные доказательства того, что это был не Рустам. Иначе… думать про это "иначе" я не хотела. Поэтому послушно села и стала дожидаться новостей из участка.

– И что вы об этом скажете?

Майор Жданов поставил на паузу изображение с камеры видеонаблюдения в холле дома, где жил Залмаев.

На кадре я, застывший с нелепой позе, выходящий из его навороченной квартиры. На часах 23:03, когда как заходил я туда в 23:00. Даже не подумал бы, что пробыл там так долго.

И как только угораздило так нелепо вляпаться.

– А что я могу сказать?

– В кадре вы, верно?

– Не слепой.

Жданов обошел стол и приземлил тощую пятую точку на обтянутый кожзаменителем стул. Прямо напротив меня. Откинулся на спинку и скрестил на груди руки, как в тупом второсортном кино. Не хватало только пончиков и хорошего полицейского рядом.

По правую руку сидел Прохоров, мой адвокат. Настоящая акула. И цепко ловил каждое произнесенное мной слово.

Да, я знал, что могу вообще отказаться говорить, изначально мог не пустить их в дом, потребовать ордер, доказательства, одобрение Папы Римского. Но я ничего этого не хотел, единственное, что мне было нужно – поскорее покончить со всем этим дерьмом, к которому я не причастен.

Конечно, Жданов вцепился в это дело руками и ногами, мечтая сделать на этом процессе сенсацию. Посадив меня, он точно получит повышение.

Не дождется.

– Вы вошли в квартиру Булата Тахировича и что было дальше?

Я шумно выдохнул через нос, умоляя себя не срываться. Хотя так хотелось надавать по этой самодовольной роже.

– Я его позвал.

– И в ответ тишина?

– Именно.

– Почему вы не обошли дом? Не заглянули в комнаты?

– Потому что эта встреча была нужна ему, а не мне.

– Судя по записи, сделанной у входа в ресторан, вы оба хотели этого разговора.

– Если вы о моих словах, что я хочу его убить…

– Чистой воды провокация, – вмешался Прохоров. – Какие у вас еще есть вопросы к моему клиенту?

– Вы точно не заходили в его комнату?

– Я похож на того, кто шарится по спальням мужиков?

– Так да или нет?

– Нет!

Он полистать какие-то записи и остановился на одной. Поднял на меня маслянистые глаза.

– Ваше девушка – Анна Лазарева – как близко она была знакома с убитым?

– Они были едва знакомы.

– А вот мои источники утверждают, что видели их несколько раз вместе. Например, не так давно, в ресторане "Бристоль". Там у нее проходила встреча с меценатами, верно?

– Ближе к делу, – почувствовал, как закипаю.

День выдался крайне напряженным, я устал, меня раздражала эта ситуация и я обещал сыну отвезти его в зоопарк. А из-за этого чертова допроса вынужден протирать штаны здесь.

Этот паршивец даже в мир иной не мог уйти, чтобы не нагадить при этом мне.

– Ваш сын, ему два? – вдруг спросил он, и я ощутил, как глаза наливаются кровью.

– Причем здесь мой сын?

– Нет-нет, конечно, отношение к убийству он никакого не имеет. Да и ещё ведь не доказано, что он именно ваш, не так ли?

И вот тут клеммы сорвало: я подорвался и, уронив стул, резким ударом заехал придурку в табло.

– Какого дьявола, Рустам? Что ты творишь? – шипел на ухо изумленный Прохоров, наблюдая, как, запрокинув голову вверх, покалеченный Жданов сидит на кушетке. Кто-то колдовал рядом с перекисью и пластырем, бросая на меня пропитанные ядом взгляды. – Ты хоть понимаешь, что сделал вообще?

– Не надо трогать мою женщину и сына.

Эта тема – табу. Для любого. Никто не смеет ставить под сомнение мое родство с собственным ребенком. Даже я сам не ставлю, так что какого черта?

– Ты же сам все слышал: этот му…

– Да выбирай ты уже выражения!

– Хорошо, – протяжно выдохнул, глотая отборные маты. – Этот мудозвон намекнул, что Аня крутила за моей спиной с Залмаевым и родила от него.

– Я все слышал, но это не дает тебе никакого права распускать руки, – и забубнил еще тише: – Это полицейский участок! Дать по роже служителю правопорядка – это верные четырнадцать суток. И никакие деньги не помогут. За своего брата они будут стоять как за мать родную. Дело принципа.

– Значит, устрою себе долгожданный отпуск.

Жданов поднялся с установленной у стены кушетки и вернулся на прежнее место. С ватными тампонами в ноздрях он выглядел крайне нелепо, если не сказать больше – смешно.

– А у вас тяжелая рука, – явно храбрился. – Вы же понимаете, чем это для вас чревато?

– Понимаю. И не жалею.

Жданов прищурил и без того поросячьи глаза и, кивнув себе за спину, повысил голос:

– Уведите.

Сразу же в допросную вошли два мента и, скрутив руки за спину, накинули на запястья "браслеты".

– Продолжим допрос позже.

– Я тебя вытащу, – семенил следом Прохоров, ударяя при каждом размашистом шаге по коленям своим кожаным портфелем. – Подниму там кое-какие связи. Не больше двух-трех часов все займет… Не надо было на него кидаться. Он же провоцировал тебя.

– Надо, – отрезал я и, пригнув голову, чтобы не удариться о верх металлической решетки, прошел в узкий коридор, ведущий в СИЗО.

Я знал, что он сделает все красиво, но даже если нет – пусть. Не жалел. Об ударе точно нет, если только о том, что из-за этого имбецила меня на две недели отлучат от Ани и сына.

– У нас тут нет вип-камер, если что, – гаденько усмехнулся молодой литёха, петляя рядом со мной по закоулкам коридоров. – Все равны.

– Переживу.

– Ну-ну, – продолжал стебаться тот, и я поставил мысленную галку, врезать и ему при первом же удобном случае.

Когда мы дошли до зарешетченной камеры, я увидел, что "оттягиваться" здесь буду не один.

Опершись кулаками о низкую металлическую лавку, и вытянув ноги так, что они заняли все пространство "пентхауса", со скоростью реактивного двигателя отжимался здоровый такой детина весь в татуировках чикано.

Добрый, мать вашу, вечер.

А впрочем, какое мне дело до чьего-то соседства. Голова была забита совсем другим.

Я перешагнул через его ноги и опустился на свободный край лавки. Откинулся спиной на шершавую стену, ослабил узел галстука, что давил с самого утра.